Эрик Сунд - Слабость Виктории Бергман (сборник)

Везде рисунки. Сотни, может быть – тысячи. Наивные детские рисунки, разбросанные по полу, пристроенные на стенах.

Все – очень подробные, но сделанные ребенком.

Она увидела дом в Грисслинге, до и после пожара. Еще там был коттедж в Дала-Флуда.

Птица с птенцами в гнезде, до и после того, как Виктория сбила его палкой.

Малышка возле маяка. Мадлен, ее девочка, которую у нее отняли.

Вечером она вспомнила, как сказала Бенгту, что беременна.

Перепуганный Бенгт вскочил с кресла. Бросился к ней, завопил:

– А ну лезь на стол!

Потом схватил ее за руки, сдернул с дивана.

– Прыгай, а ну прыгай!

Они стояли друг напротив друга, и он тяжело дышал ей в лицо.

Чесноком.

– Прыгай! – повторил он.

Она вспомнила, как он дергал головой. Никогда, подумала она. Не заставишь.

Тогда он взял ее под мышки и поднял. Она сопротивлялась, но он был сильнее. Он потащил ее к лестнице, ведущей в подвал.

Она рыдала.

Она пиналась и лягалась, до смерти боясь, что он сбросит ее с лестницы.

Но они не дошли до лестницы. Он выпустил ее, она быстро скорчилась у стены и ощетинилась:

– Не трогай меня!

Он тогда тоже плакал. Сел в кресло и повернулся к ней спиной.

Она оглядела комнату, которую использовала как убежище. Среди рисунков и листочков, наклеенных на стены, она заметила газетную статью о китайских детях-беженцах, которые прибывают в аэропорт Арланда, имея при себе фальшивый паспорт, мобильный телефон и пятьдесят американских долларов. Как они потом пропадают. Сотнями, каждый год.

Табличка с цифрами – система “хукоу”.

В углу – ее собственный велотренажер. Крутила педали часами, а потом умащивала себя благовонными маслами.

Она вспомнила, как Бенгт вцепился ей в локоть, сжал. – Лезь на стол, – всхлипнул он, не глядя на нее. – Лезь на стол, скотина!

С ощущением, что она находится в чьем-то чужом теле, она шагнула на стол и повернулась к нему.

– Прыгай…

И она прыгнула. Шагнула на стол и прыгнула еще раз. И еще раз. И еще.

Через несколько минут он вышел из комнаты, но она продолжала прыгать, словно в трансе, пока по лестнице не спустились та африканская девочка. На девочке была маска. Лицо холодное, ничего не выражает. Пустые черные дыры глазниц, за которыми – никого.

Это не умерло, подумала София.

Она жива.

Утром следующего дня Жанетт поехала прямо в Мидсоммаркрансен, чтобы повидать Софию Цеттерлунд – старшую. Найдя наконец свободное место на парковке возле метро, она заглушила мотор древней “ауди”.

Несмотря на сделанный не так давно основательный ремонт, с машиной вечно оказывалось что-нибудь не так, словно механики, устранив одну неполадку, сеяли в механизм другую. Если все было нормально с охлаждающей системой, головкой цилиндра или вентиляторным ремнем, то оказывались неправильно установлены шины, обнаруживалась дыра в выхлопной трубе или барахлила коробка передач. Вот и теперь мотор будто задыхался, издавая хрипы, сопровождаемые вздохом. Жанетт предположила, что сырая погода последних дней доконала старую аналоговую механику.

Дом престарелых, где проживала ныне София Цеттерлунд, располагался в одном из желтых строений в функционалистском стиле неподалеку от Свандаммспаркена.

Жанетт всегда нравились районы Аспудден и Мидсоммаркрансен, построенные в тридцатые годы и похожие на городки в городе. Вот где лучше всего провести последние годы жизни, думала она.

Она знала, что в этой идиллии имеются трещины. Вплоть до того, что пару лет назад здесь, всего в нескольких кварталах от дома престарелых, квартировал байкерский клуб “Бандидос”.

Жанетт миновала кинотеатр “Теллус”, прошла еще несколько кварталов и свернула направо, на узкую улочку. Возле первой же двери налево стояла распорка, приглашающая ее в пансионат для престарелых Сольрусен.

Прежде чем войти, Жанетт выкурила сигарету, думая о Софии Цеттерлунд – младшей.

Не из-за нее ли она начала так много курить? Она уже выкуривает почти пачку в день и дошла до того, что несколько раз смолила, пока Юхана не было дома, словно покуривающий тайком от взрослых подросток. Но с никотином ей лучше думалось. Свободнее и быстрее. И сейчас она думала о Софии Цеттерлунд – о той Софии, в которую была влюблена.