Владислав Кулигин - Пришелец из рая

– Судя по координатам, что нам дали, до космодрома осталось совсем немного, – сказал землянин.

– Очень хорошо, а то я уже устал от этой посудины и ее тряски, – сказал я.

Виктор хмыкнул.

– Посмотрим, что ты скажешь, когда мы окажемся на поверхности, – заговорщицким тоном сказал он.

Я посмотрел на него. У Рксу опять было ехидное выражение лица. Я такое уже видел и ничего хорошего это не сулило. Я промолчал, тяжело вздохнув. А тем временем полоска суши впереди превратилась в живое зеленое полотно деревьев. Мы пролетали над лесом. После пребывания на мертвой планете, это обстоятельство мне понравилось. Я с любопытством смотрел на новый для меня живой мир. Даже с высоты местные деревья выглядели экзотично. Видно, что все они оказались приземистыми и широкими, словно какой-то гигант наступил на них. Также наряду с зелеными насаждениями виднелись и вовсе необычные – фиолетовые деревья. Но из-за большой скорости полета я, как ни силился, не смог их как следует рассмотреть. Тем временем вдали показалась большая прогалина в растительности. Стали видны высокие башни и шпили. Космодром уже совсем рядом и Виктор начал снижаться. Показания на консоли фиксировали снижение до километра, потом пошли сотни метров. Я уже ясно видел лес внизу и стайки местных существ, прыгающих по деревьям.

– Я запрограммировал корабль на автоматическое снижение и посадку, – сказал Виктор. – Поэтому можем расслабиться и наслаждаться видом.

Я кивнул и полностью сосредоточился на пейзаже за бортом. Под нами простиралась ровная каменная площадка космодрома. Большая, широкая, делящаяся на несколько секторов. Одни для кораблей вертикального взлета и посадки, другие для тех, кому требовался разгон. «Торнео» как раз из таких. Автопилот выпустил шасси и кабину сотряс удар – мы коснулись взлетной полосы. Через секунду нас еще тряхнуло – это включились тормозные двигатели. Меня снова сильно вдавило в кресло, что тяжело стало дышать. Это продолжалось еще несколько мгновений, после чего перегрузка стала спадать, а еще через десяток другой секунд, корабль остановился.

– Добро пожаловать на Дальгерию, – заговорщицки улыбаясь, подмигнул мне Виктор.

Только выйдя из корабля на взлетную полосу, я по-настоящему ощутил, что значит чувствовать себя плохо. Ощущения почти такие же, как после применения родовых способностей. Только отходняк тот продлился несколько часов, а здесь спасения просто не было. Все дело в высокой гравитации Дальгерии. Нужно прожить здесь не один день, чтобы адаптироваться к ней, а сейчас, мне казалось, что мне на плечи положили здоровенный мешок. Виктор справлялся гораздо лучше меня. Очевидно, сказывался его богатый опыт межпланетных перелетов.

Площадка космодрома пустовала. Кроме нашего корабля на всей территории комплекса сиротливо стояли еще два судна. Небольшие и одинаковой цилиндрической конструкции, из чего я сделал вывод, что это корабли местных жителей. По сравнению с битком набитым космопортом Каратака от здешней пустоши бросало в дрожь. Никто не хотел прилетать на окраинную планету залмаутян, тем более, что не так давно она являлась эпицентром военного конфликта. Мы с Виктором, как два атлета-бегуна после тридцатикилометровой пробежки, вяло плелись к терминалу. Здесь это приземистое одноэтажное здание, сложенное из больших серых камней. Единственное, что радовало это живой лес, виднеющейся за забором космопорта и чистый воздух, с каким-то особенным сладковатым оттенком. Доковыляв до здания, я с удивлением уставился на округлый проем в стене, с полным отсутствием двери. Виктор, кивнув мне, сказав, что это у залмаутян обычное дело. Воровство тут считается главным смертным грехом и за него убивают, поэтому вот уже несколько столетий лилипуты не пользовались дверьми.

Мы прошли внутрь. В терминале космопорта царила странная атмосфера – резкий контраст между каменными и деревянными грубыми конструкциями и современной техникой. Мы оказались перед монолитной каменной стеной с двумя проемами в ней и круглым оконцем, откуда на нас смотрел местный таможенник. Лилипутом его можно было назвать лишь наполовину. Подойдя к нему ближе, я рассмотрел, что ростом он около метра, зато в ширь достигал почти двух. Широкие крупные кости и изрядные слои жира делали этого аборигена наверно великаном в глазах своих соплеменников.

Одеждой таможеннику служил мятый зеленый балахон с капюшоном. С правой стороны от его окна находился высокий дверной проем, больше двух метров, а с лева совсем маленький, очевидно для багажа.