Эдгар Уоллес - Лицо во мраке

Одри последовала за ней вниз и вошла в большую гостиную, занимавшую всю ширину дома в нижнем этаже. Спиной к камину стоял высокий широкоплечий мужчина. Это был человек лет пятидесяти с коротко стрижеными волосами. Одри вначале решила, что он лысый. Когда девушка вошла, он поднял на нее свои темные проницательные глаза.

— Мистер Стэнфорд, — представила его Дора. — А это моя младшая сестра.

Стэнфорд протянул свою большую руку и так сильно пожал руку Одри, что она невольно вздрогнула. Второй человек, находившийся в комнате, был меньше ростом, строен и тонок. Его поразительную бледность еще более подчеркивали маленькие черные усы и не менее черные брови. «Он недурен собой, почти красив», — подумала Одри. Так вот он, тот Мартин, о котором она слышала столько похвал!

— Очень рад познакомиться с вами, Одри, — сказал он, обратив восхищенный взор на ее лицо. — Она свежа, как персик, Дора!

— Она похорошела, — безразличным тоном отозвалась Дора, — но у нее ужасное платье.

Одри смутилась. Она никогда не страдала от того, что была бедна, и в другое время посмеялась бы над этим неделикатным замечанием. Но теперь, по необъяснимой причине, она была смущена. Может быть, это происходило от неподвижного взгляда человека, стоявшего у камина, взгляда холодного и оценивающего. Стэнфорд посмотрел на часы.

— Мне пора уходить, — сказал он. — Рад был познакомиться с вами, мисс. Надеюсь, мы скоро увидимся снова.

«Надеюсь, что нет», — подумала Одри.

Дора кивнула мужу, чтобы он вышел вместе с гостем, и, оставшись наедине с сестрой, принялась плести вымышленную историю. Это была история об оскорбленной жене, которая бежала от грубо обращавшегося с ней мужа и оставила дома маленький портрет своего ребенка.

— Я должна сознаться тебе, что мы достали этот портрет, — сказала Дора, изображая внезапный порыв откровенности. — Не могу утверждать, что мы действовали строго по закону: Мартин подкупил лакея сэра Джона, чтобы он принес нам портрет. Но сэр Джон подозревает, что портрет находится у нас, и следит за каждым нашим шагом. Всякая попытка отправить миниатюру по почте — мы убеждены, что он предупредил почтовых чиновников, — заранее обречена на неудачу. Один из друзей этой бедной леди Ниллигер сегодня вечером приезжает в Лондон. Мы условились встретить его на вокзале и передать ему портрет.

Теперь весь вопрос в том, можешь ли ты, дорогая, отправиться на вокзал и исполнить это. Никто тебя не знает, сыщики сэра Джона не станут мешать тебе, и ты сможешь оказать большую услугу этой бедной женщине. Лично я считаю, что все это немного сентиментально. Чем этот портрет лучше других изображений ее ребенка? Но эта несчастная женщина думает иначе.

— Какая странная история, — нахмурившись, сказала Одри. — Разве ты не можешь послать кого-нибудь из слуг? И почему он не может сам прийти сюда?

— Я же говорю тебе, что за нашим домом следят, — сказали Дора, не отличавшаяся терпением. — Если ты не хочешь сделать это…

— Конечно, я все сделаю! — рассмеялась Одри.

— Только ты должна выполнить одно условие, — заметила сестра. — Если по какой-либо случайности все обнаружится, обещай мне, что наше имя не будет упомянуто в связи с этой историей. Я хочу, чтобы ты поклялась памятью нашей матери.

— Это излишне, — холодно сказала Одри. — Я обещаю тебе, и этого совершенно достаточно.

Дора обняла и поцеловала ее.

— Ты, действительно, прелесть, — сказала она, — и ты стала прямо красавицей… Я должна найти тебе хорошего мужа!

Одри с некоторым трудом удержалась от ответа, который сводился бы к просьбе, чтобы сестра не искала ей мужа, похожего на Мартина Элтона, к которому она почувствовала инстинктивную антипатию.

— Конечно, я отнесу эту вещицу, Дора, — сказала она, — это такой пустяк! И если встречу этого тирана-супруга, поговорю с ним так, как он того заслуживает.

Очевидно, вечерний прием гостей у Доры был отменен, и, хотя Одри обедала в своей комнате одна, званый обед, о котором говорила ее сестра, не состоялся. В половине восьмого Дора явилась наверх, неся в руке маленький продолговатый пакетик, завязанный и запечатанный.

— Теперь запомни: ты совершенно не знаешь меня, ты никогда не была в доме номер пятьсот восемь на Керзон-стрит! — Она повторила это наставление и начала описывать наружность таинственного Пьера.

— Когда ты увидишь его, подойди к нему и скажи: «Это для мадам», и больше ничего.