Татьяна Устинова - Пороки и их поклонники

Последние женские вещички, которые он брал в руки, принадлежали его жене. Это было совсем другое дело.

Вряд ли Маше понадобится белье. Или понадобится?

Белье – две наивно-белые стопки – лежало на отдельной полке. Архипов вытащил что-то из левой стопки, а потом еще что-то из правой. Потом посмотрел. Оказалось, все правильно – “верх” и “низ”.

Дальше стало легче. Он нашел свитер и черные джинсы – почему-то ее гардероб почти полностью состоял из свитеров и джинсов, – носки и шелковую майку на тоненьких бретельках. Взяв майку в кулак, он свободной рукой вытер сухой лоб. Ей-богу, волочить по лестнице труп, а потом ехать с ним в дожде и собственных мыслях было легче, чем копаться в белье Маши Тюриной!

Копаться и гадать – что там она? Как она? Что с ней сделали ее тюремщики, пока он, Архипов, пообещавший ее защищать, отчаянно не хотел превращаться в Терминатора.

Он прикрыл гардероб и вышел в коридор.

– Пошли, Тинто! Некогда.

Пес выбежал на площадку и остановился, поджидая хозяина, а тот еще задержался, рассматривая Лизаветины замки.

Странное дело.

На связке висело всего два ключа, а замков оказалось три – два вверху и один внизу. У Архипова были ключи только от двух верхних замков. Или Лизавета с приемной дочерью нижним замком не пользовались, а потому оставили соседям ключи только от тех замков, что они закрывали?

Архипов пооткрывал и позакрывал верхние замки, потом выдвинул язычок нижнего. Язычок защелкивался и запирал дверь. Архипов изнутри закрыл ее, а потом снова открыл.

Ну и замечательно.

Он вернулся на площадку к флегматичному Тинто и с силой хлопнул дверью. Потом подергал – закрылась. Потом старательно, по очереди, повернул два верхних.

У Маши наверняка есть ключ от этого самого, третьего, замка. Нет – значит, придется вызвать коммунального слесаря дядю Гришу. Все лучше, чем гадать, чей труп появится на полу в гостиной к утру следующего дня!

Он снова перешел гранитный квадрат. Тинто удивленно поднял в сторону лестницы обрубки ушей.

Архипов посмотрел – никого там не было, и свет этажом ниже опять не горел. Что ты будешь делать!

– Домой, Тинто!

И железная дверь с грохотом захлопнулась за ними обоими. Тень в островерхом капюшоне шевельнулась во мраке. Шевельнулась и стала медленно отступать, пока не слилась с чернотой подъездных стен.

Архипов подъехал к шестнадцатиэтажному дому, когда почти совсем стемнело.

Он заглушил мотор и некоторое время посидел, делая вид, что считает окна, а на самом деле лелея свою трусость.

Ну, не Терминатор он, что ж теперь делать! Он хороший мальчик из старой московской семьи, где читали книги и пили по вечерам чай, а из всех спортивных увеселений предпочитали лаун-теннис, а никак не стендовую стрельбу или классическую борьбу. Кажется, на днях ее переименовали в греко-римскую, и какой-то бывший греко-римлянин, а ныне думец, то ли все выиграл и Думу прославил, то ли все проиграл и Думу, следовательно, опозорил.

Архипову сейчас очень бы пригодился этот думец, бывший греко-римлянин.

Тинто Брасс на заднем сиденье глубоко и шумно вздохнул.

– Да ладно, – не оборачиваясь, проворчал Архипов, – вздыхает он! Без тебя тошно.

На узкой дорожке, шедшей вокруг цементной башни, теснились мокрые машины, не осчастливленные “ракушками”. Дверца в мусоропроводную каморку приоткрылась под напором вылезающей помойки. Под окнами первого этажа были вкопаны разнокалиберные шины – очевидно, для того, чтобы не заезжали машины, – а прямо между шинами торчала морда голубого, подштанникового цвета, “Запорожца”. Архипову показалось, что морда ухмыляется победительно – никто не смог, а он пролез, и именно на то место, которое было утыкано старыми шинами!

Где-то в глубине этого улья, которое по ошибке называется человеческим жильем, находилась Маша Тюрина. Если все пойдет хорошо, через пять минут она будет сидеть у него в машине и пить кофе, которое Расул Магомедов налил в узкий серебряный термос и сунул Архипову в руки.

Дождь усыпляюще барабанил по крыше “Хонды”, заливал лобовое стекло.

Ну да, он не Терминатор, ну и что теперь делать?!

Обозлившись, Архипов решительно открыл дверцу, подышал сыростью и запахом асфальта, а потом вышел из машины и закрыл ее – все, назад дороги нет.

Выходя, он выпустил Тинто и взял с заднего сиденья увесистый сверток – секцию от грифа своей драгоценной штанги, завернутую в газету. Сверток в руке поверг Архипова в полное уныние.