Виктория Платова - После любви

Сайрус кладет голову мне на плечо. Он больше не дрожит; похоже, мы поняли друг друга. Похоже, я произвожу на котов самое приятное впечатление, похоже, я умею с ними ладить!.. Весьма обрадованная этим открытием, я решаю закрепить успех: на границе зала и прихожей стоит банка с оливками (какая ни есть – все-таки еда!). Оливки наверняка заинтересуют голодного Сайруса, на некоторое время он отвлечется, и этого времени мне вполне хватит, чтобы исследовать потайную комнату.

– Смотри, Сайрус, оливки! – Я ловлю себя на том, что разговариваю с котом так же, как обычно разговаривала с Джамилем и Джамалем: серьезно и уважительно, без всякого сюсюканья. – Тебе нравятся оливки?

Кот, аккуратно спущенный на пол, засовывает морду в жестянку.

– Значит, нравятся. Подожди, я помогу тебе.

С трудом оторвав Сайруса от банки, я вынимаю из нее несколько оливок и кладу их себе на ладонь. Первые две скрываются в пасти кота, третья падает на пол. Сайрус устремляется за ней вдогонку, потеряв ко мне всякий интерес. Вот она, кошачья благодарность!

Но ведь и с Домиником я поступила не лучше.

Попереживав по этому поводу ровно три секунды, я возвращаюсь в спальню. Только бы потайная комната не пригрезилась мне, только бы…

Потайная комната на месте.

Примерившись, я толкаю лже-стену с тряпками внутрь, и проход делается шире, за ним меня поджидает темнота. И слегка застоявшийся воздух долго не проветриваемого помещения. Пустяки, главное, что оттуда не несет тухлятиной и еще чем-то, заставляющем вспомнить о червях и глинистой почве кладбища… чушь собачья, в жизни своей я не была на кладбище – ни в России, ни тем более в Марокко, и как только удалось увернуться? Смерть неблизких родственников, забытых приятелей, политических деятелей и кинозвезд – все это было, и, кажется, была гибель парня, которого я считала первой своей любовью (автокатастрофа), и гибель парня, у которого все одалживали лекции по французской грамматике (саркома легких), и смерть двоюродного дяди с маминой стороны (обширный инфаркт, четвертый по счету), и смерть пуделихи Альмочки, не прожившей и года (чумка), и еще кого-то, и еще, – кто мечтал написать бестселлер, выиграть в лотерею миллион, эмигрировать в Америку, эмигрировать в Австралию, прыгнуть с парашютом, купить остров в океане, выйти замуж за олигарха, жениться на Николь Кидман – и ни разу я не присутствовала на погребении.

Вот и теперь – если Мерседес мертва, я в очередной раз пропустила сезон муссонных соболезнований… да-а… не слишком благочестивые мысли, а местами – так даже откровенно циничные, во всем виновата потайная комната. И темнота в ней.

Они меня нервируют. Обе.

И будут нервировать до тех пор, пока я не найду выключатель – должен ведь быть выключатель?..

Выключатель находится слева, на уровне бедра – широкая плоская клавиша. Я щелкаю по ней, и загораются сразу несколько десятков крошечных лампочек, вмонтированных в стены в произвольном порядке и на разной высоте. Они освещают квадратную комнату, ее площадь не слишком велика – метров двенадцать, не больше. И на этих двенадцати метрах расположены:

стойки с оружием – холодным и огнестрельным;

полки с боеприпасами;

коллекция экзотических предметов, похожих на оружие;

широкий и длинный офисный стол, протянувшийся вдоль двух стен;

кожаное кресло с высокой спинкой;

железный сейф, им заканчивается левое крыло стола;

лотки и поддоны с папками;

компьютер с плоским жидкокристаллическим монитором;

мотки проводов, коробки с оборудованием, по поводу их предназначения у меня нет никаких версий, исключение составляют несколько плоских хромированных вещиц, по виду – диктофоны.

А еще – внушительных размеров пробковая панель на стене, густо завешанная фотографиями, журнальными картинками и газетными вырезками.

И коллекция виниловых пластинок в углу.

Пластинки несколько разрушают светлый образ убойного отдела, о котором я непроизвольно подумала. Или лучше назвать это подразделением Интерпола?

Лучше – никак не называть.

И потом, я совершенно убеждена, что такое количество оружия и электроники просто не может принадлежать одному человеку! Тем более – женщине. Мужчине – куда ни шло, представить в этом интерьере Слободана (особенно после того, что я узнала о нем) не составит особого труда. Представить в нем Алекса – уже сложнее, а Доминика и вовсе невозможно. Как невозможно представить, каким образом весь этот опасный для жизни и здоровья металлолом оказался здесь. Ведь его должны были пронести в дом, поднять на лифте и при этом не вызвать подозрений у приникших к глазкам соседей. А о том, что они время от времени приникают, можно судить по Ширли. И бдительная Ширли ничего не говорила мне о фальшивой Белоснежке с винчестером, и о фальшивой Покохонтас с автоматом «Узи», и о фальшивой Пеппи Длинный Чулок с автоматом Калашникова. Единственный правдоподобный вариант: начинка потайной комнаты прибыла сюда в ящиках и коробках, удачно имитирующих вещи Мерседес, – в то самое время, когда она переезжала сюда. Из Нюрнберга или откуда-то еще.