— Расскажи мне подробней о мелких деталях, чтобы хорошо подумать, — попросил Хеддон, заметив, как глаза Бреди загорелись алчным огнем.
— Кабина лифта находится на верхнем этаже и поднимается еще этажом выше. Дверь, которая задерживает лифт на верхнем этаже, имеет надпись: «Сервис». Превин открыл эту дверь, и Мегги вкатила кресло-каталку в кабину лифта. В кабине вместо кнопки встроен замок. У Превина есть ключ. Он вставил ключ в замок и повернул его, после чего кабина поднялась еще на один этаж, и мы очутились в помещении, где установлен сейф. В нем нет ни окон, ни дверей. Тем не менее я заметил на потолке откидной люк — видимо, это аварийный выход на крышу на случай пожара.
Хеддон расправился с курицей.
— О’кей, Лу. Тебе тоже следует подумать, как лучше вынести из отеля кассеты. Ты видел хоть одну?
— Конечно Превин показал мне одну. Там замок для детей.
— Если бы в сейфе было кассет двадцать, сколько бы тебе понадобилось времени, чтобы открыть их?
— Полчаса, — ответил Бреди, не задумываясь.
— Тогда давай представим: ты забрал камни Уорентонов, проник в помещение сейфа, вскрыл его, потом кассеты, переложил всё в мешки, потом закрываешь кассеты, ставишь их на место, снова закрываешь сейф и выходишь. Как ты относишься к этому предложению?
— Конечно, стоит над этим подумать хорошенько, спланировать, Эд, но сама идея — стоящая. Дай мне денек или около этого на обдумывание. Согласен?
— Мне нужно еще раз переговорить с Кендриком, поэтому я согласен, — проговорил Хеддон. — Итак, до послезавтра. Встретимся вечером. Тогда и обо всем договоримся! Идет?
— Послезавтра, здесь же, вечером, — повторил Бреди, потом добавил: — Нельзя ли еще заказать яблочного пирога, как вчера вечером? Очень был вкусный пирог.
Когда солнце, словно огненный шар, опустилось в море и сумерки окутали гавань, Мануэль Торрес возвращался на свой бот. Он шел как обычно, пересекая порт. Он то и дело останавливался, чтобы обменяться приветствиями с бесцельно слоняющимися кубинцами, которые только и ждали, когда наступит момент, когда они смогут вернуться в свои бараки в надежде, что жены смогут предложить что-нибудь поесть.
В тот момент, когда он поднимался по трапу на свой бот, лицо его было холодным и хмурым. Он осторожно снял с плеча мешок и убрал трап, потом быстро оглянулся по сторонам. Ничто не указывало на присутствие наблюдателя и даже просто полицейских.
Он свистнул, предупреждая Фуентеса о том, что вернулся, потом взял мешок и пошел к каюте, в которой было темно. Мануэль предупредил его, чтобы тот в его отсутствие не зажигал света. Прошло уже более шести часов, как он ушел. Ему было жаль Фуентеса, который сидел в полном одиночестве в сгущающихся сумерках. По крайней мере, он хоть оставил ему еду.
Мануэль вошел в каюту, закрыл дверь и включил свет.
Фуентес, лежавший, на койке, приподнялся.
— Не могу сказать, что ты очень торопился! — заворчал он. — Или ты думаешь, что мне доставляет удовольствие лежать здесь и ждать, ждать, ждать!
Друг мой, — спокойно проговорил Эмануэль, — ты можешь не ждать. Ты ведь не в заключении. Тебе достаточно встать и уйти. Никто, кроме копов, тебя не задержит.
Сразу отрезвев, Фуентес улегся на жесткий матрас.
— Я просто вымотался. Шутка ли сказать, а ты смог ли целыми часами находиться запертым в этой душной каюте. Забудь, Мануэль. Я знаю, что ты делаешь для меня все возможное, и я благодарен тебе за это.
Мануэль начал распаковывать мешок.
— Сегодня у нас хороший ужин, — сказал он. — Макароны, курочка, сыр.
Фуентес напряженно всматривался в лицо Мануэля, освещенное тусклой лампой. Его беспокоило мрачное, жесткое выражение, застывшее на его лице.
— Что-нибудь случилось? — спросил Фуентес.
Он встал с койки и подошел поближе к столу, на котором Мануэль разложил свои пожитки.
— Сначала мы поужинаем. Я проголодался.
Несмотря на то что в мешке еще что-то осталось, Мануэль затянул его веревкой и поставил в узкий одностворчатый шкаф.
— У тебя там еще что-то? — спросил Фуентес.
— Бомбы, — ответил Мануэль. — И давай сначала поедим.
Он прошел на маленький камбуз, налил воды в кастрюлю, потом поставил ее на газовую плиту и включил электрогриль. После этого он начал открывать банки. Закончив работу, он взял курицу и посадил ее на шампур. Хотя движения его были методичными, лицо оставалось мрачным.
Фуентес стоял на пороге камбуза и наблюдал за ним. Он нервничал — все больше и больше. Еще никогда ему не приходилось видеть Мануэля в таком мрачном и задумчивом состоянии. Это волновало Фуентеса все больше и больше.
Читать дальше