Людмила Зарецкая - Мой любимый сфинкс

– Хочешь, я за ней завтра вертолет пошлю?

– Ты что, шутишь? Хотя нет, ты же никогда не шутишь про вертолет. То есть ты серьезно?

– Серьезнее некуда. Должен же я, как порядочный человек, познакомиться с твоими родителями. Им же, наверное, интересно, в кого влюбилась их дочь. Тридцать шесть!

– Им страсть как интересно. То есть про тебя они, конечно, в Интернете прочитали. Но не могу сказать, что мою маму эта информация сильно успокоила. Таинственный олигарх из северной глубинки, в которую их дитя мегаполиса отправилось уже второй раз за лето. Тридцать семь! Нет, ты подумай, тридцать семь белых! Точно. Надо привезти сюда маму. Как я сама не догадалась? Сашка, ты такой умный!

– Я основательный. Так, белых уже сорок один, пошли домой. Отдадим их Ирине, чтобы нажарила, и позвони родителям, смогут ли они вырваться сюда на пару деньков.

– Саша, только у меня папа охотой не увлекается.

– Ты тоже охотой не увлекаешься, но мне кажется, тебе тут нравится. Нет?

– Мне нравится. Мне везде нравится, где ты. Я за две недели, что тебя не видела, чуть с ума не сошла.

– Ты меня, наверное, никогда не простишь? Я как вспомню, как тогда уехал, ничего не сказав, не предупредив… Сбежал, как заяц, как трус, гадина бесхребетная. Злата, пожалуйста, прости меня. Только совсем-совсем прости, иначе я жить не смогу.

– Я тебя простила. Совсем-совсем, честно. Вот в ту минуту, как увидела в коридоре нашей зачуханной Контрольно-счетной палаты, так и простила. И ты не вспоминай, как ты сбежал. Я же не вспоминаю. Я помню только, как тебя увидела. Там, в коридоре.

Зажмурившись, Злата перенеслась в тот момент, когда она, вытащив свое бренное тело из кабинета начальника (а она теперь не ходила, а именно тащила себя сквозь время и пространство), стерла с лица дежурную внимательную улыбку и, сняв с носа очки, протерла их и надела обратно.

Сквозь мутную пелену, которая никак не проходила, хоть три очки, хоть не три, она увидела растерянно стоящего на другом конце коридора мужчину. Неуверенность так не вязалась с его обликом, что делала его абсолютно незнакомым.

Процесс узнавания занял несколько секунд, на протяжении которых они оба стояли неподвижно, а затем Злата снова сорвала с себя очки, протерла их краем строгого льняного пиджака, не тратя времени на доставание из кармана специальной тряпочки, судорожно надела обратно на нос и уставилась на Аржанова (а это был он, да-да, это он, собственной персоной!) во все свои четыре, теперь уже отлично сфокусированных, глаза.

Облегчение, которое она испытала, убедившись, что бессовестное подсознание не играет с ней злую шутку, выдавая за действительность мираж, было сравнимо с чувством выздоровления от тяжелой болезни. Когда несколько дней тебя и днем и ночью треплет жестокая лихорадка, а потом в одно прекрасное утро ты просыпаешься и понимаешь, что температура спала.

Не было обиды, что он уехал, бросив ее. Да что там уехал, сбежал, вот действительно точное слово. Не было возмущения. Лишь одно облегчение, всеобъемлющее, позволяющее дышать полной грудью. Злата вдруг поняла, что чувствуют приговоренные к смерти, получив извещение о помиловании.

– Я такой был дурак, Злата! К моим годам и жизненному опыту уж можно бы было понять, что невозможно убежать от себя. Ты вошла в меня так естественно тогда, на овсяном поле. Я просто не сразу позволил себе в это поверить. Поэтому и сбежал. А когда окончательно поверил, что без тебя, как без жизненно важного органа – сердца, мозга, печени – жить невозможно, то вернулся. Из чувства самосохранения сбежал, из чувства самосохранения приехал к тебе. За тобой. Эгоист я, да?

– Ты – лучший мужчина на свете. – Злата открыла глаза, отбросив ставшие уже ненужными воспоминания. С этим человеком она каждый миг чувствовала себя живой, здесь и сейчас. – И знаешь что, Саша… Я ведь понимаю, что ты не переедешь к нам в город. Не бросишь базу, комбинат, все это… Значит, если я хочу быть с тобой, я должна переехать сюда. Скажи, твое предложение о работе еще в силе? Или если тебе это не надо, то скажи, я не буду навязываться.

– Злата… Иди ко мне. – Он прижал ее голову к плечу, которое тут же оказалось под попоной золотистых волос. – Мое предложение о работе в силе. Но я вовсе не настаиваю, чтобы ты у меня работала. И у меня к тебе есть еще одно предложение. Я ведь не ехал эти две недели не потому, что не мог решиться. Решился я уже назавтра, когда понял, что дышать не могу. Просто я оформлял развод. Так что я не просто хочу познакомиться с твоими родителями, а хочу попросить у них твоей руки. И тебе вовсе не придется круглый год торчать тут, в глуши. У меня дом в Италии. Квартира в Праге, в которой ты так хотела побывать. Злата Прага – это твой город, если ты захочешь. Или я куплю квартиру в Москве. Или коттедж в твоем городе. Ты будешь жить в тех условиях, к которым привыкла. А сюда приезжать тогда, когда тебе захочется.