Татьяна Полякова: Судьба-волшебница

Итак, неделю назад позвонила Ирка. В последнее время мы перезванивались все реже. Как-то так складывалось. Летом она собиралась меня навестить, я дважды по этому случаю переносила отпуск, но подругу не дождалась. Звонок раздался в половине первого ночи, но это нисколько не удивило: Ирка и в четыре утра могла позвонить. Голос ее звучал весело, я даже решила, что она слегка не рассчитала с выпивкой.

– Зоська, дело есть. Большое-пребольшое. Приезжай, а?

– Ага. Уже мчусь.

– Не, я серьезно. Поговорить надо. Обсудить важное. Не по телефону.

– Ну и что мешает? Ты еще в июне хотела приехать. У меня отпуск. На Кубу хочу.

– Супер. Куба-либра, Че Гевара и мохито. А может, все-таки к нам? Если честно, ты мне позарез нужна. Мне и Горе.

– Случилось что-нибудь? – насторожилась я.

– Пока нет. Просто помощь нужна. Позарез. Приезжай, а?

– Какого хрена ты меня пугаешь? – разозлилась я. – Говори, в чем дело? Куда ты вляпалась?

– Нет, нет, нет, – зачастила Ирка. – Ничего подобного. Нужен толковый совет и все такое… разобраться здесь на месте. Не могу я об этом по телефону. Мне надо, чтобы ты напротив сидела, чтоб я твои глаза видела.

– С глазами явный перебор. Ты, дубина стоеросовая, так меня запугала, что хоть сейчас к тебе срывайся.

– Сейчас не нужно. Давай через недельку. У меня как раз тут все прояснится. И ты не спеша соберешься. Ладушки? А, Зоська?

– Ладушки, – буркнула я, и на этом разговор, собственно, и закончился.

Чуть ли не мурлыча от удовольствия в теплой воде, я беззлобно подумала: это какой же дурой надо быть, чтобы после подобного разговора загубить свой отпуск, сорвавшись сюда. В Иркином голосе особой тревоги не было. Два дня назад она вновь позвонила, и я сообщила, что билет куплен, и назвала время, в которое меня следует встретить. Ирка заверила, что встретят. Имея в виду себя и Горе. Горе – это Егор Стычкин, поначалу его звали Гора, ну а потом одну букву сменила другая, так как с ним вечно что-то случалось. Ирка была Чумой, так как носила фамилию Чумакова. Я, как вам уже известно, Зоська. Соседка тетя Маша прозвала нас безголовиками: с ее точки зрения, мы отличались от нормальных детей. Наверное, она права. Росли мы в одном дворе, ходили в один детский сад и дружили с пеленок, а наши приключения вызывали у взрослых недоумение, плавно переходящее в убежденность, что тетя Маша – провидица и с нами что-то не так.

Мое первое отчетливое воспоминание. Мы гуляем в парке, нам по три года, счастливые мамаши сидят на скамейке и трещат, точно сороки, а мы бегаем за мячиком. Мячик приглянулся не только нам, но и собаке, совершавшей здесь свой обычный моцион. Хоть я и была очевидцем, но объяснить, как все произошло, не берусь. Помню истошный крик Егора и общую суету. Пес в борьбе за мяч откусил у Горы мизинец. Хозяйка пса и мамаша пострадавшего наперегонки хлопаются в обморок. Кто-то бегает за собакой, предусмотрительно покинувшей место происшествия, кто-то звонит в «Скорую», и все дружно кричат: «Ищите палец, его пришьют!» Палец в конце концов нашли, но так и не пришили. Что-то не задалось. Остался наш Горе без мизинца. Собственно, после этого случая прозвище за ним и закрепилось. В парк мы больше не ходили, он вызывал неприятные ассоциации, хотя этот случай взрослые вспоминали довольно часто; мамаша Горы в сердцах не раз говорила: «Где вас носит? Дошляешься, придурок, опять что-нибудь откусят». Гора покаянно вздыхал, но при случае хвастал отсутствием мизинца перед ребятней из соседнего двора и красочно рассказывал историю его потери. Никто толком не помнит, что за собака лишила его конечности, то ли французский бульдог, то ли мопс, то ли просто дворняга. Думаю, челюстями он клацнул не подумав, без намерения нанести увечья. Но в рассказе Горы неизменно присутствовал доберман, с которым была жуткая битва. Само собой, доберман сдох от разрыва сердца, поняв, что битву проиграл. Боюсь, что реальную собачку усыпили, хотя, может, и обошлось. Вряд ли мамаше Егора пришло в голову подавать на хозяйку собаки в суд. У нее была чересчур насыщенная личная жизнь. Впрочем, может, кто-то и надоумил, но я последствий этой драмы совершенно не помню, если не считать смены одной буквы в привычном имени Горы. Потом было множество всяких происшествий, но, к счастью, обошлось без членовредительства. Прозвище, данное нам соседкой, мгновенно прижилось, и собственные родители, выходя во двор, спрашивали соседей:

– Безголовиков не видели?

Долгое время мы, по наивности, считали, это нечто ласковое, вроде «заек» и «рыбок», и стали сами так себя называть. А к тому моменту, когда правда выплыла наружу, настолько привыкли к коллективному прозвищу, что не пожелали с ним расстаться, даже если б могли.