Валерий Гусев: Если бы у меня было много денег

Я выкатил из сарая Крошку Вилли. Женька шарахнулась от него в сторону и категорически сказала, тыча в него пальцем:

– Я на «этом» не поеду!

– Как миленькая поедешь. «Мерседеса» у меня нет.

– И не будет никогда.

– Откуда ты знаешь?

Женька фыркнула:

– Это уж всем известно!

Права, как всегда. Права как женщина, восполняющая недостаток информации прекрасно развитым внутренним чутьем.

По дороге в Москву я и не пытался напрямик выжать из нее нужные сведения - все равно ничего не скажет. Но, задавая вполне невинные вопросы о конторе, получил косвенное подтверждение своим догадкам и имел возможность подготовиться к предстоящему разговору. Женька умело соблюдала правила игры: я тебе ничего не говорила, кое на какие вопросы уклончиво ответила, думай сам, вот и молодец.

Она вообще была умницей с массой достоинств. Ее отточенное постоянной практикой любопытство, а следовательно, и полная осведомленность во всех делах, отношениях, закулисных играх носили чисто рациональный характер, давали ей надежные гарантии от возможных ошибок. К тому же она умела и любила готовить, часто собиралась замуж, мастерски владела пишущей машинкой: одинаково быстро и безошибочно писала с листа, под диктовку, с диктофона, с закрытыми глазами, одной рукой, даже, кажется, если надо, - носом или ресницами. Она по ходу переписки исправляла ошибки, грамотно и точно редактировала текст; правое поле на ее листе было таким же строго вертикальным и ровным, как и левое… Густая грива буйно-рыжих волос, зеленые шальные глаза, великолепная фигура…

Но характер! Собственно, по характеру она и вылетела из органов. А ведь место было «куда как хорошо» - у большого добродушного начальника, который ценил ее как профессионала и уважал как женщину.

Женька знала себе цену! Потому и пострадала. Какой-то майор е периферии в приемкой Женькиното начальника диктовал ей срочную докладную бумагу для шефа. Женька молотила текст, а майор, диктуя, будто в деловой сосредоточенности, в напряжении мысли клал лапу то на ее плечо, то на коленку. Руки у Женьки были заняты, поэтому она поставила его на место иным способом: приезжий майор картавил три буквы, и Женька напечатала весь текст в строгом соответствии с его произношением. Майор, едва она выгнала лист из каретки, схватил бумагу, благодарно потрепал Женьку по щеке, обхватил талию и нырнул в кабинет…

Через несколько секунд рявкнул селектор:

– Зайдите ко мне!

Женька вошла и с невинным видом, с блокнотом и ручкой, скромно и в высшей степени деловито стала в дверях.

Шеф был грозен:, едва сдерживая смех держа бумагу в руках. Майор - злобно-красен.

– Что вы себе позволяете, Евгения Семеновна?

Женька непонимающе пожала плечами, взмахнула нахальнейшими ресницами:

– А что такое, Павел Петрович? Что-нибудь наврала в тексте? Как они диктовали, - кивок в сторону майора, - так и писала. Они и сами просили, чтобы все было точь-в-точь, олово в слово, говорили, это очень важно…

Майор оказался не только злым и картавым, но и глупым - он до тех пор бегал по управлению и жаловался, пока Женьку не уволили.

– И Широков тебя подобрал?

– Подобрал?… Щаз-з! Упрашивал, умолял. А я, конечно, поломалась всласть…

– А кто еще служит в конторе? Наши есть, кроме тебя и шефа?

– Полно! Считай, все наши. Павло Радченко, - старательно загибала пальцы Женька, - Ванюшка Злобин, Шурик, Игорек, Сева…

Понятно. Шеф подобрал тех ребят, кто не захотел работать «по-новому», кто не нашел, по тем шей иным причинам, общего языка с новым руководством системы в период «всеобщей демократизации всех ее структур». Ну что же, разумно, неплохая получилась компания, надежная. Ребята - честные и опытные. Оболганные и обруганные. С выговорами и медалями. Битые, резаные и стреляные. С такими можно жить. И работать. Под себя Федорыч подбирал. Сын полка в далеком прошлом, начальник управления в прошлом совсем недавнем, мастер сыскного дела, профессионал до кончиков ногтей, с необыкновенно развитой интуицией и чувством справедливости. Для таких, как он, понятия чести, совести и долга - не пустые слова, над которыми картаво издеваются «новые русские». За этими словами - смысл жизни, а порой - и сама жизнь. Вот на таких парнях еще держится хрупкое, критическое равновесие между добром и злом…

Встреченный водитель предупреждающе помигал мне фарами. Я благодарно мигнул ему в ответ и снизил скорость. Из кустов, как и ожидалось, выскочил на обочину инспектор ГАИ и поднял жезл. Невнятно представившись, он потребовал документы, пыхтел и вздыхал, стал топтаться вокруг машины, заглянул под низ, ощупал зачем-то запаску.