Евгений Сухов: Смерть никогда не стареет

– Так вот, – стал я развивать свою мысль. – Остап Бендер, окучивая подпольного миллионера Корейко, поручил Паниковскому внести смятение в душу Корейко, чтобы она потеряла равновесие, путем преследования подпольного миллионера на улице, сопровождающегося просьбами дать миллион и идиотским смехом. В кино это было представлено очень ярко, – посмотрел я на Ермакова, – помнишь: «Дай миллион, ну дай миллион»?

– Ты что, будешь ходить за четой Чекулаевых и просить у них не миллион, как Паниковский, а сознаться в трех убийствах? – поднял брови Вячеслав Всеволодович. – «Сознайтесь, что это вы убили Нехватова, Коломийцева и Анну Чекулаеву. Сознайтесь, а то хуже будет!» – произнес он голосом, отдаленно напоминающим мой. – И при этом смеяться как идиот?

– Ну не совсем так… – ответил я с улыбкой. – Скорее всего, смеяться идиотским смехом я не стану. И ходить по пятам за четой Чекулаевых тоже не буду. А вот внести смятение в душу Валентина Георгиевича – постараюсь. И еще постараюсь вбить клин между ним и Жанной. И вывести их на откровенный разговор друг с другом. А вы, когда он случится, это все будете слушать и записывать.

– Думаешь, эта Жанна и есть убийца? И Анны Чекулаевой, и Нехватова, и бывшего опера Коломийцева? – спросил Ермаков.

– Ну если выбирать между ними убийцу, то – да, я выбираю Жанну, – уверенно произнес я. – Но у меня есть одно условие…

– Ну вот, начина-а-ается, – недовольно протянул Вячеслав Всеволодович. – Какое еще условие?

– Нормальное такое условие: разрешить мне снять на камеру то, как вы их будете брать, – ответил я просто и сделал невинные глаза.

– Ну знаешь… – только и смог сказать Ермаков.

– Да все выдержано в рамках правил, – убежденно произнес я. – Я вам отдаю убийцу, вы мне позволяете снять на камеру для моей передачи его арест. Баш на баш, так сказать. Все справедливо: мне – эксклюзивные кадры, вам – лавры раскрытия сразу трех убойных дел…

– Хорошо, я попробую, – как-то неуверенно промолвил Вячеслав Всеволодович.

– Не-ет, товарищ капитан, – произнес я убежденно и с нотками крайнего недовольства в голосе. – Меня не устраивает, если ты просто попробуешь. Я должен быть уверен, что такая съемка всенепременно будет. Нет, конечно, я могу сделать так, чтобы за меня попросили. Но для этого и мне придется тоже просить. Чего я не очень люблю. А кроме того, смотри, сколько я уже сделал для тебя: привел тебе Вику, навел на Коломийцева, отдаю убийцу или убийц, помогаю раскрыть дело трехгодичной давности и освободить из тюрьмы невинно осужденного… А ты, – я посмотрел прямо в глаза Ермакова, – что ты сделал для меня?

– Ладно, – сказал Вячеслав Всеволодович. – Будет тебе съемка.

– Вот и славно, – констатировал я. – Когда начнете их слушать?

– Завтра, нет, в понедельник получу разрешение на прослушку, – произнес Вячеслав Всеволодович. – Потом зарядим микрофонами их авто и хату. Станем слушать сотовые… В общем, я думаю, к вечеру среды мы полностью управимся.

– А среда у нас какое число? – поинтересовался я.

– Двадцать седьмое, – ответил Ермаков.

– Хорошо. Тогда я начну действовать прямо с утра двадцать восьмого, – сказал я.

– Я должен быть в курсе всех твоих действий, – предупредил меня Вячеслав Всеволодович, на что я ответил:

– Будешь.

Мы пожали друг другу руки и разошлись.

Чем занять себя в воскресенье, я решительно не знал. Из дому выходить не хотелось. Да и подставляться лишний раз тоже. А то, не ровен час, выйдешь прогуляться до магазина, а потом с тобой поравняется черный джип, откроются его тонированные окошки, и из них плюнут в тебя свинцом автоматные очереди.

Мне это надо?

Интересные, однако, связи у этой Жанны Чекулаевой. А с другой стороны, если эта девица самолично и хладнокровно несколькими ударами смогла убить Анну Чекулаеву молотком, а потом грамотно и опять же хладнокровно подставить алкаша Павлова, то почему бы ей не быть знакомой с парнями, имеющими автоматы и знающими в них толк? Интересно, заказ на мой расстрел был сделан разовый или эти парни в сюртуках будут продолжать охотиться на меня и далее?

Почему именно у Жанны?

Потому что только у нее был мотив для убийства Анны Чекулаевой. Коломийцева она убрала как опасного свидетеля, а это тоже мотив. И именно ей я стал опасен своим журналистским расследованием убийства Геннадия Павловича Нехватова. Как перед этим был опасен сам Геннадий Павлович, почти докопавшийся до истины… Ведь это не Валентин Георгиевич добивался Жанны, а она его. Целых три года, с первого по третий курс. Не Чекулаев ходил за ней по пятам, поджидал у дверей аудиторий и у входа в университетский корпус, а она. Наверное, у нее какое-то время ничего не получалось. Или же Чекулаев отвечал ей благосклонностью, но вот разводиться не желал. Может, недоставало сил, а может, он любил свою жену Анну и не хотел расставаться с ней из-за какой-то там девчонки, пусть хорошенькой и влюбившейся в него до умопомрачения и неистовства. А к Жанне он относился снисходительно. Это ее распаляло, бесило, злило. Как же: то, чего она так страстно и неуемно хочет иметь, не идет ей в руки. Не становится полностью ее, не принадлежит всецело ей! Для натуры, желающей во что бы то ни стало иметь то, что хочется, подобный облом равносилен крушению всех жизненных установок. И по прошествии двух лет Жанна решает кардинально поменять ситуацию: исключить соперницу из списка живых, то есть попросту убить Анну Чекулаеву. Иного выхода для достижения желаемого ведь нет… Но и после гибели Анны завладеть Валентином Чекулаевым Жанне удалось не сразу. Целый год он оплакивал свою супругу и лишь потом сдался натиску Жанны. А после свадьбы Жанна сделала все, чтобы ничего не напоминало ее мужу о бывшей супруге. Отсюда и лишенный сентиментальности стиль хай-тек, который она выбрала для отделки их семейного гнездышка…