Евгений Сухов - Смерть никогда не стареет

– Вставайте, граф. Вас зовут из подземелья…

– Чего? – не понял я спросонок.

– Вставай, я приехала. Уже пять минут шестого…

Эх, ребята! Как славно на природе в конце мая! Все уже зелено, что должно было позеленеть, причем зелень эта сочная, яркая. Это я про траву и листья, разумеется.

А место, куда меня привезла на своем «Жуке» Иришка, и впрямь было замечательным. Настоящий нетронутый кусочек природы: неширокая река, пологий берег с песком и галькой. Позади небольшая зеленая полянка, сокрытая от людского взгляда кустами и деревьями, преимущественно ольхой и березой. Сразу за полянкой – овражек, поросший мать-и-мачехой и калужницей. Подле небольшого овражка березка, изогнутая, как знак вопроса.

Рядом с нами – ни единой души. Тишина невероятная, какой просто не бывает…

На том берегу реки тоже безлюдно, хотя видно, что места там хоженые и наезженные. И не подумаешь, что это юго-восток Москвы и до ближайшей улицы под названием Заречье не более двух километров. Кстати, как называется речка? Такой вопрос я задаю Ирине и получаю ответ:

– Чурилиха или Пономарка. Это как тебе будет удобнее. Кстати, в этой речке водятся окуни.

Ну конечно, мог бы и сам догадаться! Но я не столько смотрел на дорогу, сколько на Ирину, и иногда еще заглядывал в глубь себя. Все-таки мое расследование не давало мне покоя и возможности полностью расслабиться.

Нет, все. К черту! Мы на природе! У нас вылазка, рыбалка и пикник. И это единственное, о чем стоит сейчас думать…

Я начинаю раскладывать палатку. Ирина раскрывает свой рюкзачок и начинает что-то выкладывать из него. Она в джинсах, обтягивающих ее ноги так, что не нужно ничего домысливать, в футболке и кедах. Волосы собраны в конский хвостик, короткий и задорный, как у маленькой девочки. Вообще она до того ладненькая и миленькая, что надо либо стоя на коленях благодарить судьбу за то, что она находится рядом со мной, а не с кем-либо другим; либо умиляться, сдерживая рыдание и глядя на нее со слезой, катящейся из глаз; либо взреветь зверем и начать ее есть, откусывая кусочек за кусочком.

Пока я выбираю, к какому из вышеизложенных «либо» я больше всего склонен, краем глаза замечаю какое-то движение на противоположном берегу, что метрах в пятидесяти от нас. Ну вот, блин! Наша идиллия нарушена: на противоположном берегу останавливается черный джип с тонированными стеклами. Из него не торопясь выходят двое парней. Они то ли в плащах, то ли в длинных пиджаках едва не до колен, какие обычно носит Михаил Боярский. Кажется, такие пиджаки называются сюртуки и были весьма модны в позапрошлом веке. А зачем молодым парням плащи или сюртуки в такую жару?

Я продолжаю наблюдать и вижу, как один из парней рукой отодвигает полу сюртука/плаща. Под ней висит автомат. То же самое делает и второй парень. Твою мать! Я рывком кидаюсь на Ирину, хватаю ее и тащу в конец поляны. Она смотрит на меня дикими глазами, но не сопротивляется. Когда я кидаю ее на дно овражка и падаю сам, первые пули автоматных очередей с того берега речки уже срезают головки калужниц и впиваются в ствол кривой березки. Автоматные очереди очень звонкие. Стреляют с того берега, а кажется, будто метрах в пяти…

Наконец все смолкает. Я поднимаю голову и осматриваюсь: оказывается, я лежу верхней частью тела на Ирине, обхватив ее голову и закрывая ее лицо руками. А вот нижняя часть моего тела расположена перпендикулярно по отношению к продолговатому овражку в форме огурца. И мои пятки лежат в точности вровень с краем овражка. Так что их вполне могли зацепить пули, выпущенные из автоматов с того берега.

В моем мозгу невольно вспыхивают картинки, как пули впиваются в мои пятки и застревают в кости. Я машинально ежусь: картинки отнюдь не из приятных…

Начинает шевелиться Ирина. Она неотрывно смотрит мне в лицо. И молчит. Безмолвствую и я. Еще через минуту я полностью сползаю в овраг, слезаю с Ирины, ползу по пластунски (как в кино про войну) к концу овражка, где растут кусты, и выглядываю.

На том берегу никого нет: ни черного джипа, ни парней в сюртуках. Похоже, что они уехали.

Я разворачиваюсь, подползаю к Ирине, несколько мгновений смотрю на нее и ложусь рядом, перевернувшись на спину. Мы лежим рядом и смотрим в небо. Вернее, в его кусочки, не закрытые ветвями деревьев. Осознаю, что всего этого могло не быть.

Потом Ирина тихо спрашивает:

– Что это было?