Виктор Пронин - Смерть в своей постели

— Где ваша жена? — спросил он.

— Я отправил ее спать, — ответил Вохмянин. — Нечего ей здесь с мужиками толкаться.

— Как бы мне с ней поговорить?

— Может, утром? А то ведь она того… Вместе с нами слегка поддала… Вряд ли ее показания могут иметь какой-то интерес, какую-то доказательную силу, — усмехнулся Вохмянин, явно довольный тем, что ему удалось под шумок худолеевских речей умыкнуть жену от следователя.

— Ну, что ж. — Пафнутьев выглядел растерянным, понимая, что его обвели вокруг пальца. — Вроде бы, и закат еще не кончился, и ночь не наступила…

— Мы рано ложимся. — Вохмянин был неуязвим, и на все попытки Пафнутьева поговорить с его женой у него мгновенно находились свои возражения.

— Вы давно с ней здесь живете? — спросил Пафнутьев, понимая многозначность своего вопроса, сознавая, как много на него можно дать совершенно пустых ответов. Но слова Вохмянина были самыми неуязвимыми.

— С самого начала, — ответил телохранитель.

— Начала чего?

— С тех пор, как строительство дома вышло из нулевого цикла, и появились стены, крыша, полы… С тех пор, как Объячев пригласил меня в качестве телохранителя, а Катю… — Вохмянин на секунду замялся, — кухаркой, домоправительницей… В общем, на ней было все хозяйство дома… Кормежка строителей, расчеты с экскаваторщиками, выяснение отношений с соседями, которые все норовили сдвинуть заборы в нашу сторону… А деловая переписка, документация, организация деловых встреч с поставщиками… — Вохмянин расчетливо начал перечислять уже обязанности секретарши. Он чувствовал, что его прервут, и не возражал, поскольку, произнеся последние слова, сам замолчал, в ожидании когда Света вскрикнет гневно и возмущенно. И действительно, красавица вскочила из своего кресла, слегка хмельная и от этого, как заметил Пафнутьев, еще более прекрасная, нежели утром. Она резко поставила свой, тоже не допитый стакан с виски на стол и, выйдя из-за кресла, остановилась перед сидящим телохранителем.

— Как вам не стыдно! — воскликнула она звонко, но не истерично, не визгливо. Юшкова прекрасно владела собой, и Пафнутьев заметил, как она бросила на него взгляд, пристальный и твердый, — похоже, надеялась на поддержку.

— А мне стыдно, — спокойно сказал Вохмянин, не отрывая взгляда от пылающих нефтехранилищ Сербии, которые доблестные натовские пилоты продолжали бомбить с какой-то идиотской методичностью.

— За что вам стыдно? — спросила Света растерянно, Вохмянин ответил не так, как она ожидала.

— О, милая девушка, — протянул телохранитель, вытягивая перед собой ноги и скрещивая их чуть ли не в двух метрах от кресла. — Если я начну перечислять все поводы, но которым мне бывает стыдно… Это займет много времени. Не думаю, что мое перечисление всем будет так же интересно, как и вам. — Вохмянин подмигнул Свете, дескать, милочка, мы-то с тобой прекрасно все понимаем, мы-то знаем, о чем идет речь, и нам нет надобности пудрить друг другу мозги.

Пафнутьев молча смотрел на эту сцену, не представляя, как ему поступить. Все это могло выглядеть невинной перебранкой людей, которые не очень любят друг друга, но вынуждены жить под одной крышей. Так бывает в квартирах, в конторах, да что там — в трамваях схватываются люди, которые видят друг друга минуту-вторую и успевают за это время проникнуться такой ненавистью, что готовы на все, убить готовы, а, выйдя на остановке, шарят по карманам в поисках валидола, потому что без валидола могут тут же помереть. А у этих было время, чтобы их чувства вызрели, определились не только на мимолетных впечатлениях, а с убеждениями и выводами.

Да, все это могло выглядеть невинной перебранкой знакомых, если бы не знал Пафнутьев, что половина этих людей — убийцы.

— Можете начинать! — звонко и зло сказала Света. — Скажите, наконец, хоть две-три причины, по которым вам становится стыдно!

— Пожалуйста. — Вохмянин лениво, даже с некоторой величавостью навел пульт на телевизор, убрал звук, и теперь люди на ночных улицах Югославии умирали в полной тишине. — Мне, например, стало стыдно сегодня за вас, красавица.

— Да? — удивилась Света. — Что же во мне огорчительного?

— Меня огорчило нечто не в вас, а в сарайчике на краю участка, который вы посетили днем. Я заинтересовался вашими передвижениями и тоже зашел туда. Вам сказать, что я там увидел?

— Что же вы там увидели?

— Труп.

— Чей? — Света прижала руки к груди.

— Сами не знаете?

— Чей труп вы увидели в сторожке? — спросил у Вохмянина Пафнутьев, ужаснувшись тому, что смерть бомжа окажется не последней, как и предупреждал Худолей.