Наталья Солнцева - Три смерти Коломбины

– Это с какой стороны посмотреть. Кстати, убийца, кто бы он ни был, перестарался. Ему не нужно было наносить удар кинжалом. Феоктистов, видимо, сильно перенервничал и умер до того, как его закололи.

Астра опешила. Феоктистов был уже мертв, когда…

– Вот именно! – подтвердил начальник службы безопасности. – Смерть банкира наступила в результате обширного инсульта, о чем убийца, по-видимому, не подозревал. Человек захрипел, упал, злоумышленник воспользовался его слабостью и ударил стилетом в грудь. Попал прямо в сердце, между прочим.

– Так что, дело скоро закроют?

– Затрудняюсь сказать, как Уголовный кодекс трактует протыкание мертвого тела холодным оружием, но умелый адвокат разобьет доводы обвинения в пух и прах. А обчистить мертвого не успели, благодаря господину Таврину. Получается, состав преступления весьма и весьма расплывчат…

Борисов заложил руки за спину, отступил на шаг и уставился на Астру испытующим взглядом. Словно ожидая от нее объяснений.

– Зачем вору добивать и без того беспомощного человека?

– Чтобы тот его не опознал… – рассеянно произнесла Астра. – Кто такой Таврин?

– Мой коллега, начальник службы безопасности покойного. Я ему звонил, уточнял кое-какие детали. Он не поведал мне ничего нового.

– Что вы сами думаете?

– Мне не дает покоя совпадение, о котором я говорю только вам. Дом в Линьковке, где обнаружен труп неизвестной женщины, принадлежал Левашовым. И Феоктистов умер поблизости от могилы тех же Левашовых. Эти два дела пока не объединены… да и вряд ли будут объединены в одно производство. Кому нужная лишняя головная боль? Разве что дотошный следователь попадется…

– Отпечатки пальцев на стилете были?

– Нет, разумеется.

К вечеру похолодало. Небо покрылось темными тучами. Переулки Остоженки тонули в синих сумерках.

Николай Казаринов давно вынашивал идею создать серию пейзажей этой живописной московской улицы. Бледные декорированные фасады, портики и колонны, смесь классицизма и ампира, величественные фронтоны, узорчатые карнизы, кружева деревьев на фоне апрельского неба, пастельные облака, свежесть и ясность деталей, прозрачность воздуха…

На Остоженке жила Магда, поэтому Казаринова постоянно тянуло сюда, к ее дому, где все было пронизано очарованием этой дивной, недоступной женщины. Недоступной для него, Николая, тогда как невежественный барчук Глебов, который благородную профессию врача променял на торговлю, имел счастье жить, дышать с нею рядом, любоваться ее красотой, ласкать ее тело. Чем он заслужил такую милость? Деньгами? Так у Магды их достаточно…

Мысли художника разбивались о загадку Магды, как волны о скалистый берег, но она разжигала его, дразнила и манила к себе. Так манит морская пучина, глубокий омут или бездонное ущелье.

То, что произошло на кладбище, не укладывалось у него в голове, казалось дурным сном, наваждением. Стало быть, он сходит с ума, как Ван Гог… Он думал, что если расскажет об этом кому-нибудь, наваждение рассеется.

Жена выслушала его бессвязную речь, пряча торжество в глазах, потом долго выспрашивала то одно, то другое. Будто следователь на допросе.

– Тебе надо пойти в полицию и сделать заявление! – потребовала Алла.

– Ты с ума сошла! – ужаснулся он. – Вдруг мне все привиделось?

– Магда внушила тебе, что ты ненормальный, а сама людей убивает.

– Нет… она не могла…

Вечерние новости положили конец их спору. Николай выключил телевизор, налил себе полстакана водки и выпил.

– Она убила этого Феоктистова! – с удовольствием повторяла Алла. – Она убийца! Ее место – в тюрьме, на нарах. Каково после этаких-то хором оказаться в вонючей камере?

– Я должен ее предупредить… – бормотал художник. – Я должен ее спасти…

– Коленька, милый мой, родной, выбрось ты ее из сердца, – умоляла Алла. – Вырви, перемучайся, перестрадай и забудь! Она же губит, губит тебя!

Казаринов не слушал жену, набирал номер Магды, но та не брала трубку. Что он собирался ей сказать? Он не знал… Ему хотелось просто услышать ее голос. Он наливал, пил, опять набирал заветный номер. Сквозь хмельной дурман до него долетали слова Аллы. Потом она куда-то ушла, оставила его в покое. И он провалился в бред, наполненный причудливыми и кошмарными образами…

На следующий день утром жена отправилась на работу, а он спал, потом поехал на Остоженку – ждать, пока из подъезда выйдет Магда, смотреть на ее окна. Время остановилось. Николай не замечал, как пролетели часы. Несколько раз ему на сотовый звонила Алла, и он, прикрывая трубку рукой, говорил, что сидит в мастерской, работает.