Наталья Солнцева - Три смерти Коломбины

Они встретились и познакомились в Венеции – городе на воде. Считающий себя эстетом Глебов мечтал побывать там чуть ли не с детства. Гулять по знаменитой площади Сан Марко под сенью позолоченного ангела, зайти в кафе, где сиживали Байрон и Хемингуэй, скользить в изящной гондоле по Большому каналу, любуясь отраженными в нем мраморными дворцами, вдыхать соленый воздух лагуны и острых итальянских кушаний, пить молодое вино, ловить взгляды праздных, кудрявых и смуглых женщин… Непременно кудрявых и смуглых!

Ему перевалило за тридцать, и он подарил себе эту поездку – путешествие в средневековый город, полный знаменитых теней, роскошных палаццо и ажурных мостов. Солнце, мрамор и тусклый блеск каналов создавали золотисто-розовую дымку, из которой материализовалась тонкая, яркая женщина, – темноволосая, бледнокожая, с глазами газели, в бирюзовом платье, раздуваемом ветром…

По общепринятым меркам Магду вряд ли можно было назвать красавицей. Неправильные черты лица, неправильная фигура, слишком простая прическа, нелепая манера одеваться – по отдельности все никуда не годилось. Чего стоили ее босоножки со стразами и сумочка с бахромой?! Но в целом от Магды нельзя было оторвать взгляда.

Глебов задохнулся… и впервые в жизни ощутил боль в груди, почувствовал, как сильно забилось, заныло сердце, а во рту появился привкус крови…

Теперь он понимал, что тогда ему в лицо ударил соленый ветер с моря, а он принял это за порыв страсти.

– Зачем мы сюда пришли?

Матвей недовольно смотрел на зияющие пустыми провалами окон руины бывшего коттеджа баронессы Гримм.

– Сама не знаю… – прошептала Астра.

Они шли вдоль забора. Повсюду капало. Снег стал серым, грязным. Сад не пострадал от пожара, и его ветки торчали на улицу, словно тянулись к прохожим, пытались их задержать.

– Видишь?

– Что я должен видеть? – поднял брови Матвей.

– Сад тянет к нам руки… хочет что-то сказать.

– Такие же «руки» торчат из-за каждого забора.

Астра остановилась, задержала дыхание.

– По-моему, здесь все еще бродит дух баронессы.

– С какой стати?

Астра прижалась к забору и прошептала в глубину заброшенного двора.

– Зеркало у меня. С ним все в порядке. Я его берегу…

Она заново переживала ту страшную ночь, когда баронессу и ее дом настигла смерть. Хозяйка умерла до пожара, Астре же чудом удалось выскочить из объятого пламенем коттеджа. Она вынесла только свою сумку, куда положила венецианское зеркало госпожи Гримм, мандрагоровый корешок и флэшку с любительским фильмом, который состоял из разрозненных фрагментов, объединенных странной символикой.

– Дом тоже умер, – грустно произнесла Астра и показала на большое окно. – Вон там была моя комната. Вернее, комната, предназначенная для компаньонок баронессы. Порой мне кажется, что госпожа Гримм ждала именно меня. Я должна была поселиться в ее доме, обнаружить тайник в стене и забрать Альрауна и флэшку. Она предвидела свою смерть!

Матвей жестом выразил несогласие.

– Мы уже обсуждали это.

– Зачем, по-твоему, она бросила Германию и притащилась в богом забытый Камышин? Ради местных красот?

– Мать Иды Вильгельмовны была русская, не так ли?

– Не говори мне о ностальгии! – закатила глаза Астра. – Баронесса не видела России – она родилась на немецкой земле.

– А ты не говори о ее кельтских корнях!

– Я и не говорю.

Астра насупилась. Какая-то давняя тайна стояла за всем, что произошло тогда на Озерной улице, за смертью госпожи Гримм, за видеозаписью на флэшке.

– Давай лучше поговорим о твоих кельтских корнях, – повернулась она к Матвею. – У тебя ведь тоже есть Двойник? Брюс… потомок шотландских королей.

– Который наблюдал за звездами в подзорную трубу и переплавлял свинец в золото?

– Признаешь?

– Нет, разумеется.

Карелин лукавил. Были моменты, когда он вдруг начинал ощущать другую реальность… восемнадцатый век, время смелых преобразований Петра Великого, – в нем будто просыпался другой человек: царедворец, фельдмаршал и чернокнижник. Одни называли его колдуном и алхимиком, другие – героем и ученым, третьи – астрологом и масоном, четвертые – самой загадочной личностью в окружении Петра I.

Матвей ловил себя на том, что он думает, как граф Брюс, рассуждает, как граф Брюс, и знает то, что мог знать только граф Брюс. По стечению обстоятельств, у него даже появился костюм графа – камзол, парик, рубашка и башмаки с пряжками. Можно объяснить, как попал к нему этот костюм: мальчишки из «Вымпела» пригласили наставника на Хэллоуин и добыли для него наряд петровского вельможи.