Лариса Соболева - Месть без права на ошибку

Черемис застыл в напряженной позе, тяжело дыша, скорее от страха. Он подумает, потом, сейчас же выдавил из себя одно слово:

– Веди.

Далеко идти не пришлось, Гена протянул руку к полкам, прилегающим к стенке, открылась еще одна дверь в маленькое помещение, где с трудом могли поместиться два человека. Захлопнув за собой дверь, Гена отодвинул штору. Через овальное окно просматривалась панорама гостиничного номера.

– Смотри, свет не гасят, все время при свете…

– Тсс! – приложил палец к губам Черемис.

– Не, будь спок, там не слышно, я проверял. Знаешь ее?

– Одна спина и его ноги. Подождем.

– Наездница – класс, а?

Заглядывая по-шпионски в чужую постель, Витя не испытывал ни стыда, ни вожделения, в нем не шевелилось и то, что люди опрометчиво назвали «совестью». Двое на кровати перевернулись. Лиц опять-таки Черемис не увидел, но в мужской фигуре и затылке узнал шефа. Судя по активным движениям зада Илюши, ждать осталось недолго, Черемис увидит, кто под ним. Вот Илья выгнул спину, остановившись, упал на партнершу, лежал так недолго, потом перекатился на спину… Черемис от удивления привстал с места, протер двумя пальцами глаза и снова устремил их на кровать.

– Ну и ну! Что делается!. – прошептал потрясенный.

– Ты знаешь эту куколку?

– Пойдем отсюда… Ну, надо же!..

Виктор молча двинул в апартаменты брата и, усаживаясь в мягкое кресло, попросил:

– Сделай кофейку. У тебя есть?

– В Греции все есть, – удивленно ответил Гена.

Удивляться было чему. Витек не удостаивал Гену долгими посиделками и разговорами по душам. Встречались только по делу, вопросы решали быстро. Витек опасался прошлого брата, поскольку настоящее затянуло и его, предпочитал держаться от Гены подальше. Тот принимал правила, ведь Витя хочет продвинуться, это был бы идеальный вариант и для Гены. Все равно они братья – родные, разные, между тем дополняют друг друга.

Черемис медленно пил кофе, сосредоточившись на маленьком пятне на полировке столика, он думал. Гена не мешал, тихонько отхлебывал из фаянсовой кружки, вцепившись в брата глазами, малюсенькими из-за диоптрий очков.

Да-а… Черемис растерян. Этого быть не может, потому что не может быть. Стоп. Отбросить эмоции. Надо перебрать факты. Кто такая Вера? Бывшая пассия Сергея Тулина. По неизвестным причинам они разошлись, Черемису плевать на их отношения. Дальше. Илья, выражаясь по-русски, сох по губастенькой и глазастенькой Верке. А она? Терпеть его не могла. Однажды… Нет! Она не могла оказаться с Ильей в одной кровати, не та мадама. Что-то тут не то. Подняв глаза на брата, сидевшего в предстартовой готовности, сказал:

– Говоришь, заснять? Снимай. Наверняка они еще придут. Снимай все: до того, во время того, после того.

– Сколько времени за камерой торчать придется, а дела? Может, приставить кого?

– Ни в коем случае! Об этом (Виктор указал пальцем на дверь кладовки) – только мы! Никто больше. Камеру поставь на штатив, засеки время и гуляй. Увеличить можно? Чтоб лица было видно?

– Небольшая суперка в четырнадцать раз увеличивает, у меня такая есть в магазине, могу притащить.

– Отлично. Все на сегодня.

– А остальных? Снимать?

Виктор подумал и:

– Снимай. Пусть будет архив. – Он хотел уйти, но в дверях остановился, смущенно взглянув на брата, спросил: – Не знаешь одно слово… Когда человек в состоянии… Как бы это?.. Ему хорошо, на всех плевать?..

– Эйфория?

– Вот-вот. А ты у меня, братец, с головой (Гена ухмыльнулся). Не теряй ее только.

Виктор покинул брата, а тот развалился в кресле. Если бы в этот момент Черемис посмотрел на Гену, ему Джек Потрошитель показался бы птенчиком.

Во вторник Бакшаров Слава шагал по степи, рядом наслаждался простором его сотрудник Сашка, балуясь кульбитами. Сотрудник! Смешно сказать. Он еще ничего не умеет, юн до безобразия, чтобы серьезно работать. Но уже побывал на войне, узнал горечь потерь, испытал настоящий страх перед смертью, видел кровь и боль. Вот тебе и Сашка, двадцать один год.

Бакшаров долго наблюдал за ним, стоя в коридоре отряда ОМОН, куда хотел устроиться Сашка, который сидел, поставив локти на колени, сгорбленный, насупившийся. Иногда поворачивался в сторону Славы с наглой мордой, ерзал на стуле, и не выдержал:

– Чего надо? Чего лыбитесь?

Петушиная задиристость и детскость в глазах приглянулись Бакшарову, еще не отдавая себе отчета, он поинтересовался:

– Хочешь сыщиком поработать?