Цви Миркин - Майор и три богатыря

Внешность Волхва вполне соответствовала репутации. Точного его возраста никто не знал, но ясно было, что стар он до невозможности. Был он очень высок и тощ, большую часть тела прикрывала седая нечёсаная борода. То, что не было прикрыто бородой, покрывали грязные вытертые волчьи шкуры. Опирался Волхв на длинный резной посох. Орнамент на посохе когда-то был покрашен, но краска с годами пооблупилась, а где не пооблупилась – выцвела.

Увидев Волхва, обезумевший от горя отец понял, что это шанс на спасение. Он кубарем скатился по лестнице, выскочил за ворота и повалился в ноги Волхву, когда тот проходил мимо его ворот:

– Спаси меня, святой человек! Помоги справиться с горем безутешным!

Непривычный к подобному обращению, Волхв несколько оторопел, но достаточно быстро взял себя в руки:

– Что тебе надобно, добрый человек?

– Дочку мою… любимую… Чудище Заморское… похитило… – проговорил Филипп Иваныч, захлёбываясь слезами. – Помоги найти… всё отдам… не пожалею…

– Непросто твоему горю помочь, – ответил Волхв. После чего закатил глаза к небу, замахал над головой посохом и забормотал на непонятном языке, несколько напоминавшем странное наречие, на котором разговаривали посетившие несколько месяцев назад город Киев купцы из города Иерусалима. Потом Волхв некоторое время сосредоточенно молчал, и в конце концов проговорил:

– Далеко-далеко на Западе, на берегу океана холодного, стоит скала одинокая. Омывают скалу волны океанские и обдувают ветры ледяные. На скале той башня каменная, в башне и живёт Чудище Заморское. Никто к той башне не подходит, ибо боятся все Чудища – затаскивает оно к себе прохожих, а что с ними дальше происходит – никому не ведомо. там и томится дочка твоя любимая.

– А как найти башню ту? Скажи, святой человек!

– Нелегко то будет. Ехать надо постоянно на запад да прохожих спрашивать, где тут места пустынные, где Чудище живёт. Авось кто-нибудь да скажет. Но непросто будет с Чудищем справиться – только богатырь настоящий сможет то сделать, да и ему сложно будет.

– Спасибо, святой человек! Как мне отблагодарить тебя? – спросил купец, которому полученная информация жизнь не облегчила, но внесла, по крайней мере, некоторую ясность.

– Что сам захочешь дать, то и дай, – ответил Волхв. – Только не наличными – не нужны они мне.

Подумав, купец, даже в подобной ситуации не забывший о собственной выгоде, приказал привести со двора девку, которая помогала Настеньке пентаграмму для заклинания чертить. Захочет Волхв – будет её для уборки использовать, захочет – в жертву Чернобогу принесёт, а сплетен всё одно меньше будет.

В те времена выходила в городе Киеве газета «Киевско-Русская правда». Каждое утро бегали по городу Киеву мальчишки, разносившие куски бересты, на которых, кроме текста, написанного полууставом, но мелкими буквами и очень тесно, красовался лик бога Перуна.

Каждый же четверг, когда был у киевлян банный день, выходило ещё и приложение – «Вестник Ярилы». Бог Ярила, кроме того, что обеспечивал, по мнению древних русичей, бесперебойную работу Солнца, отвечал за вопросы, связанные с плодородием – в самом широком смысле. В рамках этого в его ведении находилась и интимная жизнь жителей Древней Руси. Соответственно, из приложения черпали киевляне советы касательно того, как повышать уровень плодородия, как успешнее и эффективнее размножаться.

Помимо этого, имелись в приложении и срамные картинки. Приписывали их различным местным художникам, на самом же деле, был это чистой воды плагиат – их перерисовывали с картинок, завозившихся контрабандой аж из Константинополя. По слухам, рисовал их там, в свободное от основной работы время, некий Феофан Грек.

Излишне говорить, что именно эти картинки привлекали немалую часть читателей «Вестника Ярилы», в особенности тех, кто грамоте обучен не был и потому не имел возможности ознакомиться с содержанием статей.

Как раз этот раздел приложения рассматривали трое мужчин, сидевших под вечер четверга в одной из киевских общественных бань. Намахавшись вениками, они пили, развалившись, мёд и разглядывали последний номер «Вестника», время от времени вырывая его друг у друга. Двое из них были среднего возраста, носили давно не стриженые окладистые бороды и по комплекции напоминали борцов-супертяжеловесов. Третий был сильно моложе, чисто выбрит и комплекцией напоминал легковеса. Звали их Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алёша Попович.