Леонид Влодавец - Душегубы

- Нет, это те, которые встречали груз, про Фрола говорили...

- Это кто же? Робинзон, Чиж, Легаш, кто из них? - быстро спросил усатый. Давай живее! Говори!

- Не помню, - поморгал Валерка. - Мы с Ванькой в вагоне прятались, когда они ходили к машинисту расплачиваться.

- Кто?! - заорал усатый, давя ором на психику. - Чиж, Легаш, Робинзон? Ты же всех их знаешь, падла!

- Не знаю! - испуганно пробормотал Русаков. - Кто такой Чиж, мне Тятя объяснил, когда ключ от наручников потребовался. Говорит, здоровый такой, в норковой шапке. Главный у этих. А про остальных я и не слышал. Пока вы не сказали.

- Хорошо... - нормальным голосом произнес усатый. - Значит, ты в вагоне сидел, прятался, а потому, кто говорил о Фроле, не слышал? Так?

- Именно.

- Ну а что ты слышал? Не только про Фрола, но и вообще.

- Наизусть не помню.

- Вспомни! Я-то ведь помню, как ты пять минут рассказывал, что они машинисту заплатили двести баксов.

- Ну да, - подтвердил Валерка, - один спросил: мол, как там машинист, не волновался? А другой сказал, что машинисту без разницы, он получил две с Франклином и уехал.

- Дальше! Что еще слышал?

- Ну, тот, который спрашивал про машиниста, еще спросил насчет того, усек машинист что-нибудь лишнее или не усек? А другой ответил, что если и усек, то не вякнет.

- Интересно... - пробормотал усатый. - Дальше!

- Тот мужик, который все насчет машиниста сомневался, сказал, что ему какой-то там Степа говорил...

- Степа? - нервно спросили черные очки. - Точно помнишь, что Степа, а не Сеня?

- Нет, это уж я запомнил. Степа говорил, что с ним постоянные люди контачили.

- Тебе говорил?

- Нет, - досадливо произнес Валерка, - не мне, а тому мужику, который из-за машиниста переживал. Он имел в виду, что с машинистом постоянные люди работали, так ему Степа говорил.

- Ага! - Усатый почесал кулаком подбородок. - Дальше!

- Дальше тот же мужик сказал, что машинист хотя бы Фролу позвонит, чтоб успокоиться. Вот так я это имя первый раз и услышал.

- Понятно. Еще что услышал?

- Тот, другой, сказал, что если Фрол узнает, что машинист вагон оставил не тем людям, то кишки ему вынет. Поэтому, мол, машинист Фролу звонить не будет. И даже, дескать, если Фрол до него доберется, то будет до последнего врать, будто оставил вагон Тяте...

- Ах вот оно что! - произнес усатый, даже улыбнувшись при этом. - Вот это ты по делу рассказал, очень интересно и со смыслом. Если, конечно, на ходу не придумал. Ну а теперь еще один вопросик. Маленький такой, скромный... Тятя вам не предлагал всех заложить, а?

- Он просил, чтоб мы начальников позвали... - дипломатично произнес Валерка, немного стесняясь.

- Спасибо! - сказал усатый. - Разговор получился интересный. Наверно, еще придется встретиться после того, как все, что ты наговорил, будет проверено. А пока, Валерий, придется тебе немного посидеть. На губе сидел в армии?

- Сидел. Два раза.

- Ну, значит, в привычную обстановку попадешь. Даже лучше, на персональную жилплощадь.

И он нажал на какую-то кнопку.

Из-за двери появились еще два охранника, которые без лишних слов взяли Валерку под локти и вывели в какой-то незнакомый коридорчик. Справа была дверь, возможно, ведущая на волю, но ее сторожил охранник. Конвоиры провели Русакова мимо этой двери в конец коридорчика, где обнаружилась узкая лестница, вход на которую был обнесен клеткой из стальных рам, затянутых металлической сеткой.

Пока один охранник придерживал Валерку - он, правда, не рыпался, - другой отпирал дверцу в клетке. Затем Русакова повели по лестнице. Семь ступенек по одному маршу, семь - по другому. Внизу оказалась такая же клетка, и тут тоже был коридор, но намного длиннее, с десятью боковыми дверями.

Одну из этих дверей перед Русаковым отпер еще один охранник, дежуривший в этом коридоре. Ни слова не говоря, конвоиры впихнули Валерку в слабо освещенную комнатку с узеньким окошком у потолка.

РАЗМЫШЛЕНИЯ ПОД АРЕСТОМ

Прямо скажем, Валерке тут не больно понравилось. По холоду он еще не успел соскучиться, а в камере - то, что эту комнатку именно так надо называть, Русаков не сомневался - было холодно. Минуса градусов, может, и не было, но плюса - не больше десяти. Парок изо рта отмечался. Кроме того, здесь не было даже того гнилого и промерзшего тюфяка, что в вагоне, не говоря о картонных коробках. Только нары из неровных досок, с огромными, сантиметров до двух, щелями. Как хошь, так и ночуй. И о том, чтоб пожрать дать, тоже не беспокоились.

Русакову пришлось собраться в клубочек, греть ладони под коленками, а уши ушанки опустить. Отвалиться к стене и то нельзя - каменная, холодная как лед.