Себастьян Жапризо - Дама в автомобиле

Я отдала Филиппу его пиджак, и мы вышли из машины. Несколько окон над нашей машиной были освещены, за одним из них, занавешенным шторами, угадывался голубоватый свет телевизора. Я раскрыла багажник и тут же отпрянула, даже не взглянув на него. Чудовищный запах ударил мне в нос, и я была в каком-то полуобморочном состоянии, когда услышала, что Филипп просит дать ему платок. Он задыхался, лицо его исказилось, сразу стало каким-то старым, заострившимся и чужим. Наши взгляды встретились — я никогда не забуду, какой ужас я прочла в его глазах.

Я слышала, как совсем рядом он ворочал труп. В отчаянии я уставилась взглядом в ворота, и это было совсем не потому, что я боялась, как бы кто-нибудь не появился. Я даже не думала об этом. Вдруг Филипп прошептал:

— Посмотри, Дани.

Он показал мне ружье, длинное ружье с черным стволом.

— На прикладе инициалы.

— Инициалы?

— Да. «М. К.».

Филипп заставил меня посмотреть на ружье и даже потрогать пальцем выгравированные на дереве буквы.

— Винчестер. В обойме не хватает трех пуль.

— Ты в этом разбираешься?

— Немножко.

Он вытер ружье моим платком и положил его обратно на коврик, в который был завернут мертвец. Я увидела освещенное матовой лампочкой багажника его лицо с отвисшей челюстью. Филипп обшаривал карманы его халата. По наступившей тишине я догадалась, что он что-то обнаружил и потому затих. Вдруг он выпрямился. Он хотел что-то сказать и не мог. Он словно окаменел от потрясения. Я только успела увидеть, что в левой руке он держит какую-то бумажку. Потом он закричал. Я уже не помню, что он кричал. Наверное, что я сумасшедшая, а он поддался бреду сумасшедшей, во всяком случае, как я теперь понимаю, его взгляд выражал именно это. Мне кажется также, что по его глазам я догадалась, что сейчас он меня ударит. Кажется, я подняла руку, чтобы защититься от удара.

В тот же момент от резкой боли под ложечкой у меня перехватило дыхание, и я скрючилась. Но прежде чем я успела упасть, он обхватил меня и потащил к дверце машины. Помню, как скрючившись, задыхаясь, я лежала на переднем сидении машины, помню звук захлопываемого багажника и удаляющиеся шаги Филиппа. Что было потом, не помню.

Много позже я очнулась. Кругом тихо. Я в машине одна. Мне удалось придвинуться к рулю. Я жадно ловила ртом ночной воздух, я плакала. Мои очки оказались в ногах на коврике. Когда я их надела, я увидела, что часы на щитке показывают час ночи. Одергивая на коленях платье, я увидела бумажку, которую Филипп извлек из халата мертвеца.

Я включила свет.

Это была телефонограмма, принятая, судя по бланку, аэродромом Орли. Она была адресована некоему Морису Кобу, пассажиру «Эр Франс», рейс 405. Принята десятого июля в 18 часов 55 минут. Я не сразу высчитала, что это было в пятницу, двое с половиной суток тому назад, но, когда я это поняла, все, что происходило со мной в течение последних двух дней, всплыло в моей памяти как сплетение ужасов в кошмарном сне.

Острым почерком на бланке было написано: «Не уезжай. Если ты не сжалишься надо мной, я поеду за тобой в Вильнев. Я в таком отчаянии, что мне уже все равно».

И подпись: «Дани».

В графе «отправитель» был указан мой телефон в Париже.

Дорога, освещенная луной, без конца петляла над морем. Это все, что я помню. Не знаю, как я доехала до гостиницы «Белла Виста». Не знаю даже, понимала ли я, что возвращаюсь туда. Было холодно. Я мерзла. Кажется, я даже не вполне осознавала, что нахожусь на юге. Скорее, я была на дороге в Шалон, я только что рассталась с доктором, который наложил мне на руку лубок, с владельцем станции обслуживания, с жандармом на мотоцикле. Сейчас я встречусь с Филиппом на набережной Соны, но теперь уже все будет иначе.

И еще я думала о своем белом костюме. «Нужно забрать его, обязательно!» — эта мысль не покидала меня. Я ехала и думала об этом оставленном в гостиничном номере костюме как о чем-то таком, что поможет мне вернуть утраченное равновесие: костюм — это то, что принадлежало мне до пятницы, десятого июля, и, обретя его, я вновь обрету себя.

В Касси, в районе пристани, кое-где еще горели огни, из открытого бара доносились звуки электрической гитары, несколько молодых людей стали бесноваться перед моей машиной, и мне пришлось остановиться. Один из них перегнулся через дверцу и, дыша на меня табаком и вином, поцеловал прямо в губы. Потом я проехала вдоль пляжа с белой галькой и, наконец, увидела мавританские башни гостиницы. Сквозь листья пальмы дрожала круглая, полная луна.