Себастьян Жапризо - Дама в автомобиле

Она явно небогата, а если у нее водятся денежки, то недавно. Почему он так решил, он бы и сам не смог сказать. Может, потому, что богатая девушка не станет одна разгуливать по Шалону в одиннадцать часов вечера. Впрочем, а почему бы и не погулять? А может, он так решил потому, что слишком убого было содержимое ее чемодана. Как бы там ни было, но он понимал, что женщина такого рода не находка для него, с таким же успехом он может хоть сейчас остановить какой-нибудь грузовик.

Филипп вернулся к машине, сел в нее и стал ждать, включив приемник на радиостанцию «Европа-1» и закурив вторую сигарету. Он видел, как она вышла из кафе, пересекла улицу и, пройдя немного вперед, остановилась у парапета набережной. Пока она шла от реки к машине, он, глядя на ее своеобразную, но красивую походку, подумал, что она, должно быть, женщина степенная, рассудительная, но в то же время в ней было и что-то такое, что дало ему основание заключить, что наверняка под этим строгим костюмом таится страстная натура и поэтому ей от него не уйти.

Нельзя сказать, что она очень удивилась, открыв дверцу машины и услышав его упрек, что он слишком долго ждет ее. Она лишь слегка отпрянула, но тут же села за руль, одернула юбку, чтобы прикрыть колени, и, вынимая ключи из сумочки, и сказала:

— Только не говорите мне, что вы меня уже видели. Я больше не могу этого слышать.

У нее был поразительно четкий выговор, казалось, она отчеканивает каждый звук. Не придумав ничего лучшего, он ответил:

— Ладно, разговаривать будете потом. Знаете, который час?

Больше всего его смущали очки. Два овальных черных стекла, за которыми могло скрываться все что угодно. Ее голос прозвучал так же четко:

— Убирайтесь из моей машины.

— Это не ваша машина.

— Да?

— Я видел бумаги в ящичке.

Она пожала плечами и сказала:

— Будь так любезен, выйди. И поскорее.

— Я еду в Канны.

— Великолепно. Но все-таки вытряхивайся. Знаешь, что я сделаю, если ты не уберешься отсюда?

— Вы отвезете меня в Канны.

Она даже улыбнулась. Шлепнув его по ногам, чтобы он снял их со щитка — и он сел как полагается, — она бросила на него быстрый взгляд:

— Я не могу отвезти тебя в Канны.

— Меня это очень огорчает.

— Так чего тебе от меня надо?

— Чтобы ваша паршивая таратайка тронулась наконец, черт возьми.

Она кивнула, словно соглашаясь с ним, и включила зажигание. Но он знал, что это еще далеко не согласие. Его ничуть не удивило, когда она изящно развернулась на тротуаре и поехала к центру города. Он подумал, что она, пожалуй, способна, не говоря ни слова, отвезти его в полицейский участок. Впрочем, нет, это на нее не похоже.

Она свернула в какую-то узкую улочку налево и остановилась, чтобы прочитать табличку с ее названием. Она так вытянула свою тонкую шею, что встречная машина вынуждена была тоже остановиться. Водитель, приоткрыл дверцу, сказал ей какую-то глупость, но ни она, ни Филипп не ответили. Они проехали еще чуть дальше и остановились у неоновой вывески «Ренессанс». Ему пришла в голову одна мысль, правда, несколько наивная, но он ее отогнал.

— Мне остаться в машине или пойти с вами?

— Это твое дело. Хочешь — иди, не хочешь — оставайся.

Он вышел из машины и стал рядом с ней. Она была на голову ниже его. Он глупо сказал ей, что если она будет продолжать говорить ему «ты», то и он последует ее примеру.

— Попробуй. Я разбужу весь Макон.

— Но мы еще не в Маконе, а в Шалоне.

— Вот именно, но меня услышат и в Маконе.

Она подняла к нему свое лицо, оно выражало полное безразличие. Казалось, она готова ко всему, ее уже ничем не удивишь, но в то же время у Филиппа появилась уверенность — он почти физически ощущал это, — что уже сегодня ночью она окажется в его объятиях, он, наконец, увидит ее глаза и завтра они вместе будут нежиться на пляже. Она в нерешительности стояла перед застекленной дверью. Должно быть, она думала о том же, о чем и он, потому что вдруг, не спуская с него глаз, сказала изменившимся, каким-то усталым голосом:

— Не беспокойся, я не буду тебе в тягость.

И вошла в гостиницу.

То, что произошло там, совсем повергло его в недоумение. Она спросила у элегантного мужчины, который сидел за конторкой администратора, а потом и у его жены, подошедшей к ним, была ли по телефону заказана для нее комната — ее фамилия Лонго — и действительно ли она ночевала здесь накануне. Хозяин и его жена, обескураженные вопросом, в замешательстве тупо переглянулись.

— Простите, мадемуазель, вы разве сами этого не знаете?