Себастьян Жапризо - Дама в автомобиле

— Не надо.

— Я должен знать, что вы там ему наговорите. Надеюсь, вы не собираетесь причинить мне неприятности?

Она с раздражением покачала головой: «Да нет же!» — и поднялась. На этот раз они не стали ее удерживать.

— Вот вы говорите, будто я спутал, и Пако спутал, и все спутали, — сказал Мануэль. — Я никак не могу понять, чего вы добиваетесь.

— Оставь ее в покое, — вмешался Болю.

Когда они все вышли — впереди она, за нею — агент, затем Болю и Мануэль, — они увидели, что у бензоколонок собралось много машин. Миэтта, которая никогда не была слишком расторопной, буквально разрывалась между ними. Девочка играла с детьми на кучке песка у шоссе. Увидев, что Мануэль садится вместе с дамой из Парижа в свою «фрегату», она, размахивая ручками, подбежала к нему. Личико у нее было в песке.

— Иди играй, — сказал ей Мануэль. — Я только в деревню и скоро вернусь.

Но девочка не ушла, а молча стояла у дверцы машины, пока он прогревал мотор. Она не спускала глаз с дамы, сидевшей рядом с Мануэлем. Разворачиваясь у бензоколонки, Мануэль заметил, что агент и Болю уже рассказывают о происшествии собравшимся автомобилистам.

Солнце зашло за холмы, но Мануэль знал, что скоро оно снова выкатится с другой стороны деревни и будет как бы второй закат. Чтобы прервать тягостное молчание, он рассказал об этом даме. «Верно, поэтому деревня и называется Аваллон-Два заката». Но, судя по отсутствующему виду дамы, она его не слушала.

Мануэль отвез ее к доктору Гара, кабинет которого находился на церковной площади. Доктор осмотрел руку дамы, заставил ее пошевелить пальцами, сказал, что, по его мнению, перелома нет, а лишь повреждены сухожилия ладони, но он все-таки сделает рентгеновский снимок. Он спросил, как это произошло. Мануэль стоял в стороне, потому что кабинет врача подавлял его так же, как и церковь напротив, да и к тому же никто и не предложил ему подойти поближе. После некоторого колебания дама коротко ответила, что это несчастный случай.

— Дней десять вы не сможете работать. Могу дать вам освобождение.

— Мне не нужно.

Он провел пациентку в другую комнату, окрашенную белой краской, где стояли стол для обследований, стеклянные банки и большой стенной шкаф с медикаментами. Мануэль прошел с ними до двери и остановился. На фоне белой стены резко очерчивалась высокая фигура дамы. Она сняла с одного плеча жакет, оголив левую руку, и Мануэль увидел ее обнаженное плечо, гладкую загорелую кожу. Он отвел глаза, не решаясь ни смотреть на даму, ни отойти от двери, и в то же время — почему это? — его охватила глубокая грусть, собачья грусть.

Гара сделал снимок, вышел, чтобы проявить его, и, вернувшись, подтвердил, что перелома нет. Сделав обезболивающий укол, он положил опухшую ладонь в шины и начал бинтовать, сначала пропуская бинт между пальцами, а потом туго затянув им всю кисть, до запястья. Процедура длилась минут пятнадцать, и за это время никто из троих не произнес ни слова. Возможно, даме и было больно, но она этого не показала. Несколько раз она указательным пальцем правой руки поправляла за дужку сползавшие на нос очки. В общем, она выглядела не более ненормальной, чем кто-либо другой, скорее даже менее, и Мануэль решил отказаться от мысли понять ее.

Они вернулись в приемную. Пока Гара выписывал рецепт, она, порывшись в сумочке, достала расческу и правой рукой пригладила волосы. Вынула она и деньги, но Мануэль сказал, что рассчитается с доктором сам. Она пожала плечами — не от раздражения, а от усталости, это он понял — и сунула в сумку деньги и рецепт.

— Когда я себе это натворила? — спросила она.

Гара удивленно посмотрел на нее, потом перевел взгляд на Мануэля.

— Она спрашивает, когда она покалечилась.

Это совсем сбило с толку Гара. Он разглядывал сидевшую перед ним молодую женщину так, словно только сейчас увидел ее.

— Вы этого не знаете?

Она не ответила ему ни словом, ни жестом.

— Но я полагаю, что вы обратились ко мне сразу?

— А вот мосье утверждает, что уже сегодня утром рука у меня была такая же, — сказала она, подняв забинтованную руку.

— Весьма вероятно. Но ведь вы-то должны это знать!

— Но могло быть и утром?

— Конечно!

Она встала, поблагодарила. Когда она уже была в дверях, Гара, удержав Мануэля за рукав, вопросительно посмотрел на него. Мануэль беспомощно развел руками.

Он сел за руль, чтобы отвезти даму к ее «тендерберду», и с недоумением подумал, что же она теперь будет делать. Пожалуй, она может вернуться домой поездом и прислать кого-нибудь за машиной.