Илья Деревянко - Хроники майора Корсакова. Том 2. Книга первая

Но на сей раз такая расстановка сил объяснялась суровой необходимостью. Время позднее, дело очень спешное! Поэтому похватали тех, кто под руку подвернулся. А «дыру» в третьей паре полковнику пришлось затыкать собой. Разумеется, к утру всех нас заменят прапорщиками и лейтенантами на постоянной основе…

Доехав до конца тупика, Бугаев затормозил, но мотор глушить не стал.

– Туда-обратно, минутное дело, – начал пояснять он и внезапно осекся. За деревьями смутно просматривался силуэт кареты «Скорой помощи» с потушенными фарами.

– Ага, вот они, сволочи! – прошептал Николай, вытягивая пистолет. – Опять раньше нас поспели! Пошли, Дима. Ты слева, я справа…

Бесшумно, аки призраки, мы подкрались к машине. В кабине никого не было, но свежий табачный дух красноречиво свидетельствовал – водитель покинул свое место совсем недавно. В салоне – тоже пусто и… ни следа медицинского оборудования! Только брезентовые носилки да выключенный ноутбук с темным экраном.

– «Охотники» отправились за девчонкой, – рысцой направляясь в глубь сквера, резюмировал Бугаев. – Давай живее. Авось успеем!!!

– Может, запросим по рации подкрепление, – на бегу предложил я.

– Не ерунди, – отмахнулся Николай. – Их там не более четырех человек. Справим… р-х-х! – подавился фразой заместитель и рухнул в ближайшие кусты. А я, получив мощный удар в прикрытую бронежилетом грудь, отлетел в противоположную сторону.

«Теперь точно перелом… Стреляли, вероятно, из «стечкина» с глушителем… Короткой очередью», – пронеслось в затуманенном болью мозгу.

– Корсаков, если жив – не шевелись! – прошипел из кустов Бугаев. – Сейчас он попробует нас добить. Когда подойдет – завалим!

«А подойдет ли?!» – мысленно усомнился я, однако Николай оказался прав. Спустя секунд сорок послышались мягкие, крадущиеся шаги. Из-за деревьев показался долговязый человек в лыжном костюме, со стволом в правой руке.

– П-ф-ф… п-ф-ф, – выплюнули свинец наши «ПСС». Обе пули угодили долговязому в череп. Обезглавленный труп секунду постоял, раскачиваясь, и медленно осел на землю.

– Идентификации не подлежит, – поднявшись на ноги, шепотом произнес Бугаев. – Надо же, засаду выставили! Предусмотрительные ребята!!!

«На фига им тут засада?! – забирая у мертвеца «стечкин», подумал я. – Они же не могли знать о решении Рябова приставить к студентке охрану. Странно. Очень странно!»

– Идем, – прервал мои размышления Николай. – Время не терпит!

Задумчиво покачав головой, я зашагал вслед за слегка прихрамывающим Бугаевым. Бежать ни у него, ни у меня уже не получалось. Вскоре впереди показалось белое двухэтажное здание с неоновой вывеской «Золотая труба». В окнах горел свет. Входные двери были настежь распахнуты, а на пороге, в луже крови, лежало бездыханное тело охранника в темной униформе. Застывшая рука сжимала в кулаке резиновую дубинку. Судя по всему, посланцы Синдиката действовали здесь так же, как в реанимации, – кроваво и напролом. Дружно перекрестившись, мы рывком преодолели открытое, освещенное луной пространство (от края деревьев до здания) и, тяжело дыша, зашли внутрь. У подножия деревянной лестницы распростерся еще один охранник, с размозженным пулей лицом. Со второго этажа, из зала звукозаписи, доносились неразборчивые голоса и тупые удары по металлу. Осторожно поднявшись наверх, мы заглянули в открытую дверь. На небольшой, забрызганной кровью сцене скорчились трупы четырех музыкантов. Рядом валялась опрокинутая аппаратура и брошенные инструменты. В центре помещения виднелось еще два мертвых тела, мужское и женское. А в дальнем конце, под наведенными дулами «стечкиных», трое выживших раскачивали какую-то длинную, увесистую хреновину и размеренно долбили ею в железную дверь. За пленными присматривали двое «охотников» и подгоняли их злобным рыком: «Усерднее, мать вашу так!!! В темпе, блин!!! Не вытащите оттуда девку, на салат пошинкуем!!! Шевелитесь, уроды!!! Кому, блин, сказано?!!»

Среди упомянутых «уродов» я опознал известного певуна, обычно патлатого, расхристанного и надменного. В своих песнях он воспевал вседозволенность и сильных, безжалостных личностей, не считающихся ни с какими нормами. Остальные же, в интерпретации рок-звезды, были «тварями дрожащими», законной добычей тех, которые «право имеют».

Сейчас, правда, перед лицом смерти, гордый певун сам превратился в вышеупомянутую тварь, да не просто дрожащую, а лихорадочно трясущуюся, обмочившую штаны и напрочь утратившую человеческий облик.