Алексей Макеев - Шоу не должно продолжаться

Адрес Гумерова он записал еще утром, когда пробивал номер его машины. С него-то завтра и начнет.

Паркуясь возле своего дома, Гуров вдруг вспомнил многозначительное замечание, как бы вскользь брошенное Щегловым в конце первого их разговора, когда он следил за отъезжавшими от телестудии Мариной и Ильнуром.

«Это еще вопрос, кто больше выиграл от этого расставания, Женя или Марина», – кажется, так он сказал.

Могла ли эта фраза указывать на то, что Щеглов знал или догадывался, кто в действительности стоит за этой смертью? Вопрос был очень интересным и отнюдь не праздным, и он решил, если представится возможность, прозондировать почву в этом плане.

На следующее утро Гуров поехал в Сокольники, где проживал Гумеров.

Оказалось, что квартира его находится в элитном доме, с огороженной дворовой территорией и видеокамерами, насквозь эту территорию просматривающими.

Поняв, что расположиться во дворе не удастся, он припарковал машину неподалеку, так, чтобы удобно было наблюдать за воротами из кованых прутьев, через которые въезжали и выезжали машины.

В половине десятого Лев заметил, как к воротам подъехала знакомая черная «Тойота». На передних стеклах не было тонировки, и он увидел на пассажирском сиденье Марину. Сам Гумеров сидел за рулем.

Уже догадываясь, куда двинется джип, Лев завел двигатель и, вырулив из укромного местечка, откуда наблюдал, медленно двинулся к трассе.

Как он и ожидал, «Тойота» взяла курс на телестудию. Высадив Марину возле здания, Ильнур дождался, когда она войдет внутрь, и после этого выдвинулся в направлении, которое Гуров уже не мог предсказать заранее. Тем внимательнее он наблюдал за движением джипа.

Но вскоре выяснилось, что ничего криминального или подозрительного это движение не предполагает и цели его самые что ни на есть легальные. Ильнур объезжал свои стоянки.

Путешествие заняло несколько часов; обревизовав последнюю стоянку, Гумеров поехал в ресторан. Это было заведение, специализирующееся на кавказской кухне, и судя по тому, как приветливо его встретили, он был здесь завсегдатаем.

Пользуясь тем, что Ильнур не знает его в лицо, Гуров, не скрываясь, свободно зашел следом и занял соседний столик. Но едва лишь успел он сделать заказ, как понял, что время и деньги будут потрачены совершенно напрасно.

Гумеров, по-видимому, не любил обедать в одиночестве, вскоре за столик к нему подсели друзья, и между ними завязался оживленный и довольно эмоциональный разговор, но извлечь из этих бойких речей какую-нибудь пользу не было никакой возможности – разговор шел на родном языке.

Но кое-какие результаты обед в ресторане кавказской кухни все-таки дал.

Во время трапезы, щедро перемежаемой разговором, в зал несколько раз заходили некие личности, внешний вид которых весьма красноречиво свидетельствовал о том, что оплатить обед здесь они точно не в состоянии. Личности подходили к столику, за которым сидела компания, что-то говорили, обращаясь иногда к Гумерову, иногда еще к кому-либо из присутствующих, и, выслушав ответ, иногда краткий, иногда более пространный по содержанию, убирались восвояси.

Это дало Гурову повод предположить, что стоянки – не единственная и, возможно, даже далеко не самая главная сфера деятельности, в которой орудует Ильнур. Ребята явно приходили с докладом, и, прислушиваясь к словам очередного посетителя, полковник даже смог составить предположение, о чем именно шла речь.

Несколько раз повторенное имя Заира, слова «ребенок» и «умер», произнесенные по-русски, а также базовые сведения об особенностях «работы» столичных нищих, которыми располагал Гуров, позволяли с высокой долей вероятности утверждать, что Щеглов не соврал и Ильнур действительно имеет к этим нищим самое непосредственное отношение. И, конечно же, не как один из тех, кто входит в несчастные ряды попрошаек.

«Заира. Цыганка? – думал Лев, пережевывая ароматное, обжигающее специями мясо. – Они частенько присаживаются где-нибудь с младенцем на руках. Младенец, опоенный водкой или обколотый димедролом, безмятежно спит, а «кормящая мать» клянчит деньги, давя на жалость. Помнится, кто-то из ребят говорил, что младенцы эти выдерживают максимум месяца три-четыре. Потом их просто выбрасывают на помойку, как изношенную вещь, и «кормящая мать» получает новую «живую куклу», которая тоже протянет не больше четырех месяцев. Сколько там они стоят? Кажется, не слишком дорого. По крайней мере, дешевле калек».