Марина Крамер - Время злых чудес

– Есть, – со вздохом признался Андрей. – Ты вовремя позвонила, поговорить бы…

– Тогда – до вечера?

– Да, давай.

Они встретились в небольшом итальянском ресторанчике неподалеку от бульваров. Андрей выглядел уставшим и каким-то измученным, и Лена сразу пожалела, что настояла на встрече – он явно после дежурства, набегался, не спал, лицо серое.

– Может, отложим? – нерешительно предложила она, но Паровозников категорически отказался:

– Ишь, какая умная! Вытащила меня, ужин пообещала, а теперь в кусты? Что же мне – голодным умирать?

– А дома к ужину не ждут?

Андрей вдруг помрачнел:

– Я вот об этом и хотел с тобой поговорить. О Надежде.

Надеждой звали молодую женщину, с которой Андрей встречался. Лена видела ее несколько раз в последний месяц работы в прокуратуре – довольно милая, светловолосая, ухоженная и со вкусом одетая Надежда встречала Паровозникова, сидя за рулем собственной машины. По образованию она была журналистом, но предпочитала не состоять в штате какого-то издания, а подрабатывать написанием статей, что называется, под настроение. В деньгах Надя не нуждалась, родители, живущие в Москве, до сих пор поддерживали дочь финансово, и никто из окружающих не мог понять, зачем ей Андрей Паровозников – старший оперуполномоченный в звании капитана, живущий исключительно на зарплату и до сих пор делящий квартиру с матерью. Но Надежда не стремилась, похоже, объяснять свой выбор кому бы то ни было. Лене же казался удивительным тот факт, что Андрей почему-то не выглядел счастливым. В его нынешней ситуации все складывалось как нельзя более удачно – молодая интересная женщина, любимая, пусть порой и выматывающая работа. Но в лице Паровозникова что-то почти неуловимо изменилось, и Лена, знавшая его много лет, это отметила.

– А что случилось? – усаживаясь за столик, спросила она.

– Давай сперва поедим, я с утра по городу бегал, даже на гамбургер времени не было, – взмолился Андрей, берясь за красочный лист меню.

Угрюмое молчание сохранялось до того момента, как официант принес десерт и кофе. Паровозников, утолив голод и немного оттаяв, откинулся на спинку стула и задумчиво посмотрел на Лену. Та поежилась:

– Что?

– Да вот думаю… ты же умная, Ленка, вот скажи – чего вечно не хватает женщинам, а?

– В каком смысле?

– В прямом. Что ни дай – все мало. Что ни сделай – все плохо. Бывают на этом свете такие женщины, которые если не всем довольны, то хотя бы частью?

Лена пожала плечами:

– Смотря о чем речь.

– Ты меня нарочно подначиваешь? – начал закипать Андрей, страшно не любивший такие вот обтекаемые ответы. – Хочешь, чтобы я по пунктам разложил?

– Нет, я хочу, чтобы ты по существу говорил, а не пользовался этим банальным «все женщины одинаковы». Есть проблема – рассказывай, подумаем, а вести тут часовые диалоги ни о чем я как-то не рассчитывала.

– Злая ты, – вздохнул Андрей. – Ладно, хочешь конкретики – лови. Она меня залюбила до того, что я домой идти не хочу. Ну, как – «домой»… это даже не мой дом, не наш совместный… квартиру она снимает, там встречаемся. Не могу – как в ошейнике, в этой любви. Где, с кем, куда, поел, попил, устал, сердит, занят, свободен – куча вопросов, и это не потому, что ревнует, а потому, что так, видите ли, во мне нуждается. И хочет в ответ того же, а меня бесит это все. Я хочу прийти к ней и помолчать полчаса, а не рассказывать, как прошел день. Чаю хочу выпить такого, как сам люблю, а не того, какой, как она считает, мне поможет от каких-то там проблем со здоровьем, – он взъерошил волосы и жалобно посмотрел на Лену. – Крошина, ведь это невыносимо, да? Это не мне так кажется, а на самом деле так. Разве можно так душить любовью?

Лена молчала, помешивая соломинкой напиток в бокале. Ей казалось, что вместо голоса Паровозникова она слышит голос Никиты Кольцова и это именно Никита рассказывает о том, как тяжело ему с ней, Леной, потому что ее любви слишком много. В нынешней девушке Андрея Лена узнавала себя, и ей было отвратительно и гадко. Получалось, что мужчине – любому, не только Никите – вовсе не нужна такая забота, которой Лена пыталась окружить. Раздражала ее попытка быть нужной, незаменимой, вникающей во все нюансы работы и увлечений, выводили из равновесия советы и попытки сделать что-то за него. Лена вдруг очень ясно вспомнила унизительные моменты, когда она, буквально увязавшись за Кольцовым на съемки, видела его усталость, раздражительность и «замылившийся» взгляд, мешавший ему оценить композицию и выстроить более удачный кадр, мягко отводила его от фотокамеры и вставала за нее сама. Даже то, что она освоила некоторые приемы фотографии, чтобы иметь возможность в трудный для Никиты момент подставить плечо, сейчас казалось до отвращения тошнотворным.