Сергей Львов - Экскурсия

– Неплохо. – Сказал Костя. – Если бы еще и бутылочка коньяка была! – Он мечтательно почмокал губами.

– Коньяк будет вечером, когда доберемся до дома. – Проговорил подошедший Меркурий.

– Вы с таким уважением всегда говорите про этот загадочный дом, что так и хочется написать его с большой буквы. – Игорь взял тарелку и стал выбирать бутерброд.

– Так и напишите с большой буквы. Вам никто не мешает. – Улыбнулся Меркурий.

Из леса вышла Катя и подойдя к мужчинам, грустно спросила у бородача:

– Кроме кофе, или чего там у Вас в термосе, у Вас не найдется просто воды?

Меркурий наклонился и достал из-под столика бутыль с минеральной водой.

– Вам полить?

– Если Вам не трудно?

Через десять минут, когда все насытились, и курильшики затянулись дымом своих сигарет, Катя спросила у их сопровождающего:

– Скажите, пожалуйста, Меркурий, а почему наш шофер не кушает с нами?

– Он покушает вечером.

– Я дико извиняюсь, – Вмешался Костя, – но почему он у вас такой молчаливый? И вообще он очень странный. Я первый раз в жизни вижу шофера, который в дороге, в дальней дороге, не слушает музыку. Никакую!

– Я тоже не люблю слушать музыку. – Улыбнулся Меркурий. – А Слава, наш водитель, просто глухой.

– Ой, бедненький! – Всплеснула руками Катя. – Как мне его жалко.

– А вот жалеть его не надо. Он очень счастливый человек. – Меркурий внимательно посмотрел на Катю. – Потому что у него есть работа. Очень любимая работа.

– Вы считаете, что самое главное в жизни – это любимая работа? – Спросил Игорь, старательно разглядывая окружающие заросли, пытаясь понять, как же сюда заехала машина. Если, только петляя между деревьями.

Меркурий стал складывать в сумку продукты, оставшиеся на столе. Катя кинулась ему помогать, но он так осуждающе посмотрел на нее, что она оставила в покое свои попытки. Уложив все в сумку и сложив столик, Меркурий открыл багажник на крыше автомобиля, и все туда убрал. Только после этого он повернулся к Игорю и ответил:

– Давным-давно была сказана мудрая фраза: счастье – это когда утром тебе хочется идти на работу, а вечером хочется идти домой. Я с ней полностью согласен.

Игорь пожал плечами.

– Возможно, так оно и есть. Но если работа нравится, то человек обычно веселый, в хорошем настроении. А по Вашему Славе я бы этого не сказал. Даже несмотря на то, что он глухой, уж извините меня.

Меркурий внимательно посмотрел на Игоря. Нехороший это был взгляд, какой-то холодный, проникающий до глубины души. Потом бородач опять улыбнулся.

– И все же Слава счастливый человек. Хотя и глухой. И к тому же немой.

Журналисты молчали.

– И у него нет левого глаза.

У Кати расширились глаза, и она обхватила ладонями свои щеки, пунцового цвета.

Меркурий говорил медленно, не повышая голоса, и оттого его слова звучали еще зловещее.

– И он не может есть обычную пищу. У него вставлен катетор.

У Игоря к горлу подкатил комок, и он пытался справиться с неприятными ощущениями, возникшими в желудке.

– И ко всему прочему – Слава оскоплен. Он никогда не сможет узнать радость отцовства.

Катя закрыла рот двумя руками и кинулась в кусты. Ее сильно тошнило.

– А Славе всего-навсего двадцать пять лет. – Окончательно добил всех Меркурий.

– Петр Никитич, не заняты? – В кабинет заглянул Олег Афанасьевич.

Зубрилин махнул рукой.

– Заходи.

– Что хотели? Вроде утром все обговорили. – Олег Афанасьевич присел на краешек стула и по привычке стал протирать очки.

Зубрилин вылез из-за стола и, вышагивая по кабинету, заговорил:

– Заезжал час назад ко мне Игнатьев, из журнала «Любимые факты», знаешь такого?

– Знаю. – Медленно ответил собеседник. – И журнал знаю и Игнатьева тоже.

Зубрилин прекратил хождение из угла в угол и сел на стул, напротив Олега Афанасьевича.

– Поболтали мы с ним о том, о сем. А потом я каким-то лядом поделился с ним информацией о приглашении моих ребят на некую шокирующую экскурсию.

– И что? – Осипшим голосом спросил ветеран газеты.

– А то! – Зубрилин опять вскочил и начал вымерять кабинет шагами. Как всегда, досталось дивану. – Похоже, мои ребятки действительно будут чем-то шокированы.

– Чем? – Совсем тихо пробормотал Олег Афанасьевич.

– Не знаю! Но вот Игнатьев, бледнея и краснея, рассказал мне, что его журналисты тоже ездили в некий дом на некую экскурсию. И были в шоке.

Зубрилин помолчал.

– Подробностей не знаю! Не сказал мне подробностей Игнатьев. Боится он! Видно было, что боится.