Юрий Волошин - Гладиатор

При мысли об Иване Крестный помрачнел. Не запсиховал бы Иван! Где гарантия, что он действительно заляжет на дно, как советовал ему Крестный. Специально для него, и только для него, Крестный держал свободной квартиру в Одинцово, о которой, кроме него и Ивана, не знал никто. Квартира и предназначалась именно для таких случаев. Но верит ли теперь ему Иван? Крестный хорошо изучил его повадки: Иван действовал, скорее, инстинктивно, чем рассудочно. Если Иван "психанет", как называл это Крестный, он ни за что не послушает совета и не пойдет на квартиру. Затеет игру со смертью. Будет, наоборот, торчать в самых людных местах, где у киллеров появятся тысячи возможностей всадить ему пулю в затылок. Почему в затылок? Крестный усмехнулся. Да потому, что в лоб ему никто и никогда не успеет даже прицелиться - раньше получит пулю от Ивана. Крестный пару раз видел его в деле. Это выглядело не просто красиво - страшно в своей красоте... В отточенности и строгой целесообразности движений будто присутствовала сама смерть собственной персоной. Иван как бы одаривал ею своих врагов, награждал их за достойное соперничество... Что греха таить, Крестный боялся Ивана. Любил и боялся.

Глава 3

Иван выполнил просьбу Крестного. Залег.

В Одинцово он, конечно, не поехал. Не потому, что не верил Крестному. Он доверял ему, верил его словам. Но не был уверен в его полной информированности, в точном понимании им ситуации. Иначе говоря, Иван интуитивно не доверял его источникам... Уж если его выследили у дома Кроносова, что может помешать тем же людям устроить засаду в Одинцове?

И Крестный тут, скорее всего, ни при чем. Иван хорошо знал себе цену, особенно в нынешней Москве. Он слишком нужная фигура для Крестного, и жертвовать им тот не станет. С чем он тогда останется? И с кем?..

...Ивана, откровенно говоря, так и подмывало на драку. Поймав себя на этом желании, он усмехнулся. На драку ли? Ему ли не знать, чем эта так называемая драка закончится? Одним или несколькими трупами. В зависимости от того, сколько человек против него выйдут. "Не ври, - сказал себе Иван, - тебе не драться хочется, а убить кого-нибудь!.."

...Крестный прав, нужно залечь. Но не затем, чтобы спрятаться от опасности, а для того, чтобы не убивать направо и налево, пьянея от близости смерти. Смерть не должна быть случайной. Ее нужно заслужить, совершив зло, и получить от него, Ивана, как возмездие. Не дарите милость свиньям, ибо, сожрав, превратят ее в свинину... Смерть, высшая в этой жизни милость, награда, а не милостыня.

...Он вспомнил свои первые сутки, проведенные в яме под чеченским сортиром - в яме, заполненной почти доверху помоями, говном, мочой и всякими огрызками. Иван стоял по горло в этой жиже, от которой при каждом движении поднималась такая густая вонь, что он почти терял сознание. Руки его были прикованы цепями к вбитым рядом с сортиром толстым бревнам. Тусклый свет проникал к нему в яму только через зияющее над головой отверстие...

Ивана посадили туда после первого, неудавшегося, побега с маковой плантации... Его сильно порвали тогда посланные вдогонку волкодавы. Одного он разорвал почти пополам, схватив руками за челюсти, но остальные три на какое-то время задержали Ивана. Подоспевшие чеченцы набросили на него сеть и волоком притащили обратно на плантацию. Затем его посадили в "карцер" - так чеченцы называли свой сортир...

К концу первых суток он настолько ослабел от усталости и потери крови, что дрожавшие ноги сводило судорогой. Невозможно было даже присесть, не погрузившись с головой в зловонную жижу. Несколько раз он пытался дремать, повиснув на цепях. Но стоило сознанию хоть слегка затуманиться сном, как хватка рук ослабевала, и он резко приходил в себя оттого, что ноздри заполняла едкая, омерзительно воняющая жидкость. Теперь он знал ее уже не только на запах, но и на вкус...

Когда наверху внезапно скрипнула сортирная дверь и в отверстие над головой ударил яркий луч фонарика, Иван, задрав голову, разглядел через дыру бородатое лицо... не выдержал и заплакал. Он кричал что-то несвязное и, сквозь рыдания, просил, умолял пристрелить его, повесить, отдать собакам, сбросить со скалы в ущелье...

Он просил смерти как милости, подаваемой из жалости.

И замолчал, когда услышал в ответ смех чеченца:

- Вай, какой слабый... Нэ мужчина. Такой нэльзя убить. Аллах нэ вэлит. Такой сам сдохнэт.

Затем чеченец стал мочиться ему на голову, смывая горячей струей прилипшие куски говна с волос Ивана и засохшую вонючую грязь с его лба и щек. Иван рвался, дергал цепи, мотал головой, но струя, под хохот чеченца, все равно настигала его...