– Тебя подвесят на крюки! Задом, передом или за челюсть. Или за рёбра подвесят! Или кипятком обварят! Или в смоле сварят! Или кол в дыру забьют! В твою любимую! Или с крепостной стены сбросят. Или брюхом на колья насадят. Или что ещё полезного с тобой, сучка такая, судья прикажет сделать. Ублюдок! Скот! Недоносок недоделанный!
Нож прижался к горлу сильнее, рука у Киамита подрагивала.
– Ничего, детка, не повесят. Не надейся даже. Я тебя убивать буду очень долго. Ты не представляешь, как долго я ждал этого мгновения! Ты можешь даже закричать, а я следом полюбуюсь, как забавно ты будешь после этого хрипеть. Трудно кричать с перерезанным горлом!
– И я тут же подохну, а тебе останется только потрахать в попочку моё бесчувственное тело! Зато ты хоть раз в жизни почувствуешь себя мужчиной. Потаскуха ты портовая с яйцами! Щель мошоночная! Был таким, есть и навсегда останешься! Насадка целочная! Щель дырявая!
Тело сверху дёрнулось от злости, видимо, такой поворот событий в расчёты Киамита не входил. Впрочем, скорее всего входил, просто он до него ещё не дошёл. Окажись Шенвех сейчас месте Киамита, он бы связал своего врага, заткнул бы рот и утащил бы в место поукромнее. Раз нашлись деньги на нож, то на верёвку уж точно хватило.
– Нет, мой дурачок, мой глупенький маменькин выброс дерьма потаскухи! Я не стану тебя здесь резать! Я тебя до смерти забью голыми руками, а потом и ногами. Ты у меня от боли обгадишься! А потом зарежу за кражу у меня кошелька с деньгами. Отсос обсосанный!
– Сам иди сосать! Какого кошелька?
– Вот этого! – Киамит пальцами другой руки оттянул у Шенвеха сзади верёвку на штанах, какой пользовалась беднота вместо пояса, не имея денег ни на пояс, ни на штаны с вшитой верёвочной завязкой.
Шенвех ощутил, как Киамит просунул ему в штаны что-то похожее на тряпочный кошель, которые носила обычно всякая беднота, видимо для облегчения нелёгкой работы карманников.
– Ты даже не представляешь, как это приятно, когда такая сволочь, как ты, корчится и колотится от ненависти под тобой как изнасилованная дешёвая портовая потаскуха, дёргается, всё знает, а сделать ничего не может. Я не был так счастлив с тех времён, когда почти два года назад чуть ли не изнасиловал ту пьяную потаскуху в порту.
– На местную денег не хватило? С конца не закапало?
– Не дождёшься! Сам сгниешь скоро, жалко, что не живьём.
Шенвех вспомнил, как недавно какой-то мелкий карманник на пару лет младше него пытался украсть его кошелёк. Он легко поймал этого карманника при похожих на эти обстоятельствах почти сразу, пока тот не успел отбежать и на сотню шагов. Потом избил сначала ногами по животу, потом со всей силы ударил несколько раз ногой в пах, а когда тот попытался закрыть самое чувствительное место руками, то сломал ему обе руки, которые просто повисли, а потом бил ногами в пах, пока ноги не заболели. Когда неудачливый воришка уже лежал в кровавой, пахнущей дерьмом лужице, Шенвех со всей силы ударил того ногой в челюсть, сломал её и выбил несколько зубов. Под конец он ударил почти мёртвого подростка с размаху головой об мостовую несколько раз, пока не хрустнул трескаясь череп и мелкий вор из числа полумёртвых не перешёл в число совершенно мёртвых. Справедливость победила.
– Твою мать матросы драли! Она в попу им дала! – попытался он посильнее оскорбить Киамита, но не получилось.
– Надеюсь! Эта корова продала меня в кабак в семь лет. Надеюсь, что она сгнила под матросами в порту или в канаве под забором.
Шенвеха передёрнуло, он понял, что дела его действительно плохи. Такие, как этот проклятый Киамит, хорошо научились причинять боль хотя бы потому, что в своей жизни сами ничего, кроме издевательств и мучений, не знали. Пожалуй, сейчас будет лучше просто заорать и его тогда Киамит прикончит сразу. Всё могло кончиться гораздо хуже. Тут его сознание взорвала внезапная догадка. Продала в семь лет! Откуда же он тогда здесь взялся в пятнадцать? Из рабства же не выходят!
Рабы в Империи были разными. Многие обеспеченные люди часто покупали рабов примерно того же возраста своим детям, исходя из необходимости наличия у детей младших или старших братьев и сестёр. Некоторым рабам настолько везло, что жизнь у них была не хуже, чем у детей их господ. Разумеется, они прислуживали господским детям и помогали своим господам по хозяйству, но это были сущие мелочи по сравнению с бедственным положением других рабов. Некоторые купленные своим детям рабы становились просто мальчиками для битья, которых истязали с особой изощрённостью в разных целях, а иногда и в целях воспитания или наказания господских детей. Но подобные извращения происходили с рабами достаточно редко, а большинство их покупалось для тяжёлой и опасной работы где угодно и как угодно.
Читать дальше