– Ты террорист?
– Я ненавижу террористов с тех самых пор, как понял, что мир перевернулся одиннадцатого сентября.
– Думаешь, умнее всех?
– Вы не сможете мне помешать – вы просто не знаете, как это сделать.
Она потянулась к нему.
– Приготовь посудину побольше, Хромой. Клянусь, я заговорю, когда ты закончишь меня ласкать.
– Меня зовут Креспин, девочка.
– Креспин… – она покатала слово на языке. – Если это и в самом деле твоё имя, то мне оно нравится. Аста и Креспин. Ева и Креспин. Адам и Ева… Иди ко мне…
– Заткнись!
В комнате старого Рюге стало тихо. Сейчас она напоминала невидимый ринг. По разные углы стояли два человека, которые очень хотели бы откровенно поговорить друг с другом, но одному не позволяли таймер в голове, упрямство и обида, а второму – острая грусть от этой обиды. Но было в них и общее – скрытая цель.
Тишина давила. Периодически они исподлобья кидали друг на друга взгляды, но ни разу не встретились глазами, так что повод заговорить пока не возникал. Креспин оделся, откинулся на спинку стула, прикрыл глаза и следил за Астой сквозь ресницы. А та не находила себе места. Садилась, вставала, садилась вновь. Потом, словно осознала, что мечется обнажённой, бросила на него один жалобный взгляд. Потом второй. Не выдержала.
– Креспин… – позвала она.
Он открыл глаза, посмотрел куда-то прямо перед собой и спросил, словно выдавливая из себя каждую произнесённую букву:
– Чего тебе?
– Пожалуйста, – попросила она. – Просто сядь рядом. Обними меня. Плед где-то затерялся…
– Здесь не холодно, – буркнул он, но поднялся и нашёл плед.
– Для меня сейчас многое имеет значение, – она покорно ждала, пока он завернул её верблюжью шерсть, как в кокон, – а у твоего поступка нет цены. Почему ты все это делаешь?
Креспин уложил её, лёг рядом и погладил волосы. От его решимости обменяться информацией не осталось и следа. «Пусть её, – подумал он. – Сама же говорила, что не девочка на побегушках».
– По идеологическим соображениям, – сказал он.
Она тоскливо смотрела перед собой.
– Зачем ты так? Хочешь сказать, что я самая последняя сволочь в этой жизни? Так и говори, мать твою… Хотя… Что ты можешь знать о моей жизни до тебя… Начинай смеяться…
– Обхохочешься, какая ты остроумная.
Лицо Асты исказилось в какой-то жуткой гримасе боли и злости, и её словно прорвало.
– Ты поверил, что я добровольно отправилась к ним работать?! Ты смог себе такое представить? Да мне бы это и в страшном сне не приснилось! Мразь… Так вы, наверное, все думаете? Да, ну скажи, все… Все! А когда ты не такая, как остальные, а тебя в психушке пичкают таблетками и колют, колют, колют… И одна дрянь в этих шприцах хуже другой!
– Успокойся, девочка, – он коснулся губами её макушки.
Креспин опешил от этого признания, а она расслаблено лежала в кольце его рук, ощущая бесконечную пустоту внутри. Потом выдохнула его имя.
– Креспин… после твоей смерти я уничтожу всех, кто причастен к приказу на ликвидацию.
– Могу задушить тебя прямо сейчас, – проворчал он себе под нос. – Я сильнее.
– Ты ещё ничего от меня не услышал, – шептала она. – Ничего не спросил. Я и в самом деле тупая крашеная сука, потому что теперь знаю – тебе это не нужно. Ничего не нужно. Ни от меня, ни от кого бы то ни было. Вся эта мышиная возня вокруг курьеров… Вокруг тебя… Ты все равно сделаешь, что задумал… И ты… Ты назвал меня другим именем… Я дура – я такой же курьер, как и ты, доставляющий смерть адресату… Теперь я понимаю, что такое статус… Месть… Анхар…
– Я давно не слышал этого имени от чужих.
– Какая она была?
– Была?
– Я знаю, что она умерла.
– Ей нравилось смотреть, как девочки играют в куклы.
– И все?
Он зажмурился, чтобы в памяти вновь не всплыло изувеченное тело и две мокрых полосы от колёс расстрелянного фургона, уходящие куда-то в темноту переулка. Она могла бы стать его женой. Он узнавал её по прикосновению, по запаху, по дыханию. Свою женщину ни с кем нельзя спутать, если ты её любишь… Креспин, наверное, любил…
– Достаточно, – процедил он.
– Я не такая, – едва слышно сказала она. – Пришлось вырасти в одном дворе с мальчишками—одногодками – мне было не до кукол. Я стреляла из рогатки, забиралась на крыши, хулиганила, как настоящий парень. И никто не мог ничего изменить. Меня ругали, пытались воздействовать и кнутом, и пряником – бесполезно. Так что я крепкая… как мужчина… я…
Тихий голос Асты прервался. Она уснула. Спала, прижавшись спиной к своей цели, и его рука лежала на её груди. И Креспин подумал о тех, кто не давали ему покоя все эти долгих три года. О тех, кто сделал из этой женщины монстра. Она, видите ли, не хотела играть в куклы! В куклы, которые мама так и не смогла подарить подрастающей Анхар! В куклы, которые лежали в кирпичной пыли от разбомблённых домов рядом с их мёртвыми маленькими владельцами!
Читать дальше