Алекс Фрайт - Бумеранг

На боковой аллее показалась странная процессия. Два человека с широченными плечами и физиономиями палачей сопровождали старика, похожего на сморщенного гнома. Напоминая борцов тяжеловесов, они шагали широко, но медлительно, чтобы маленький человечек, семенящий между их мощными фигурами, всегда оставался прикрыт. За десять шагов до скамейки старик поднял руку и двинулся дальше один.

– Франц Витольдович? – генерал одёрнул рыбацкую куртку и вопросительно приподнял бровь.

– В вашей службе не знают, как я выгляжу, господин Кужель? – усмехнулся тот. – Охотно вам не поверю.

– Присядем? – спросил генерал.

– Ну что ж, – старик, кряхтя, устроился на скамье. – Посидим, хотя в моем положении это уже и ни к чему. Что же вы место такое открытое выбрали? Снимут нас здесь на раз-два. Видео председателю на стол. Запись разговора. Выражение лиц и прочие пикантные подробности. А ведь до пенсии вам ого сколько.

Кужель криво усмехнулся. В других обстоятельствах эта встреча была бы его концом. Что тут скажешь: вся вертикаль под карательные функции заточена – от зелёного лейтенанта до самого трона. Но с некоторых пор ему были безразличны и председатель, и вездесущие сотрудники внутренней безопасности, и собственная жизнь. Никчёмная жизнь, как сейчас ему казалось. Ведь она так и не побаловала его счастьем на всем тяжёлом пути по служебной лестнице к генеральскому званию – скорее, была откровенно жестока с самого интерната, куда его определили ещё ребёнком.

– Пусть вас это не беспокоит, – мрачно сказал он.

– Почему? – тут же заинтересовался старик.

Он не ответил. Присел рядом и засунул пальцы в карман. Через пять минут Франц Витольдович смотрел на него во все глаза. Этот человек явно не шутил. Именно это напугало его до смерти, а не та хмурая уверенность и честность, которую собеседник распространял вокруг. При этом он не был похож на человека, чьим смыслом жизни была эта самая честность – наоборот, казалось, он шёл наперекор одному ему понятным принципам. Уверенно шёл, будто напролом, расталкивая, разбрасывая, расшвыривая всё, что так тщательно создавал сам.

Маленький человечек нервно постукивал жёлтыми ногтями по зубам и непрерывно переводил блеклые глаза с лица генерала на два конверта. Они так и лежали с самого начала на гладком дереве скамьи. Простые конверты для деловых писем. Заиндевевшие с тепла, безобидные на первый взгляд, и которые тот достал из кармана: без марок, без подписей, без какого-либо адреса. Один из них был явно толще другого в несколько раз – там было то, предназначение чего старик не хотел бы и слышать. Второй, хотя и был гораздо тоньше первого, но также содержал в себе не менее ужасные для него вещи. И хотя его визави уже озвучил их содержимое, он по-прежнему не рисковал к ним прикоснуться.

– Я не могу ждать до бесконечности, – угрюмо сказал генерал, – да и желания больше нет. Определились, Франц Витольдович?

Старик медленно кивнул, не сводя глаз с конвертов – особенно с того, который был тоньше. Он все никак не мог поверить в происходящее – от человека из высшего эшелона современной госбезопасности он ожидал чего угодно. Однако, чтобы вот так, как сейчас…

– Я не успею, – проворчал он и добавил: – Сколько вам осталось?

– Мне все равно! – отрезал генерал. – Неделя, наверное. Две – вряд ли.

– У меня полгода. Может быть, месяцев семь, – тихо сказал он. – Вечность, если можно так считать в нашем случае.

– У меня этой вечности нет!

Старик пожевал губу и вздохнул, встретив холодный, пронизывающий насквозь взгляд собеседника. Такой же колючий, как этот леденящий ветер на аллее парка.

– Результат увидеть не обещаю. Сами понимаете.

Кужель встал и, не прощаясь, направился прочь.

Франц Витольдович смотрел ему вслед. Сотрудников советской закалки он презирал до зубовного скрежета, а сейчас презирал и молодёжь – в систему стали брать в первую очередь тех, кто не умеет говорить, а только лает. А этому генералу, будто на пороге смерти вспомнившему давно забытые книги об офицерской чести, и в самом деле удалось его вычислить. И напугать удалось – до противной дрожи в коленях, до спазмов в животе и часто запрыгавшего сердца. Но одновременно удалось и озадачить. В его время могли не только сгноить в тюрьме за связь с иностранкой, а и прикончить, не раздумывая ни секунды. Он махнул своим телохранителям, которые тяжёлой трусцой подбежали к нему и принялись озираться по сторонам, сжимая оружие в карманах.