Елена Чепенас - Тень аггела

Никола перекатился на свободную половину дивана. Подушка хранила черемуховый запах Аллочкиных духов. Он улыбнулся, выискивая носом местечко, где пахло сильнее.

«И почему мы не женимся?» – расслабленно подумал Никола.

Профессор Громов будет только завтра, а сегодня можно подумать о незначительных, глупых и приятных пустяках. Например, почему у них с Аллочкой так все замечательно, а о женитьбе он и не задумывался? И она тоже. Наверное.

А кстати, действительно, хотела бы она скрепить, как говорится, их узы штампом в паспорте? «Наши узы! Узы наши!» – неслышно замурлыкал Никола, предвкушая горячий ароматный кофе, который он неторопливо будет варить сразу, как только сможет выпростать ноги из-под теплого одеяла и спустить их на пол…

Узы наши… Узы – узилище… Узилище – это по–старославянски, кажется, тюрьма? Не потому ли Алла даже не намекнула за три года, что не прочь оформить документально их замечательные отношения? Не хочет в узилище?

Эта мысль ему не понравилась.

Чем уж он, Никола, так нехорош для создания семьи? Представить, что в двадцать восемь лет девица не хочет замуж, он не мог. Ну не мог и все тут. Разве что не хочет за какого-то конкретного балбеса! Но ведь он-то, Никола Любавин, вполне даже подходящий вариант. Ну не Жора же Авакян из отделения неврологии, где работает Аллочка!

Маленький, толстенький, с синеватыми – как ни брей их – щеками – этот Жора, кстати, просто обнаглел. Прекрасно зная о том, что у доктора Любавина и доктора Резниковой давний роман, он не перестает томно и трагически вздыхать при виде бело-розовой Аллочки и дарит ей неприлично роскошные букеты. На Восьмое марта, в день рождения и даже на Новый год. Медсестры из Николиной хирургии посмеиваются и язвят, разыскивая по всему отделению огромные вазы для Жоркиных веников.

Никола всегда думал, что их насмешки адресованы безнадежно влюбленному Жорке. А вдруг он ошибался? Вдруг эти любопытные девицы знают что-то такое, чего не знает он, доктор Любавин? Может, Аллочка вовсе и не равнодушна к ухаживаниям Жорки? А Никола – просто самонадеянный слепой индюк…

Эта мысль не понравилась ему еще больше. Так не понравилась, что Никола даже упустил кофе. Пришлось мыть плиту и посудину и снова наливать воду. Кофейный порошок рассыпался по полу, Никола поморщился и набрал Аллочкин номер.

Кстати сказать, зачем это она сегодня поехала в больницу? Не дежурит, тяжелых детей сейчас нет… Что-то она объясняла вчера, когда он приехал ночью…

Он приехал ночью… И тут он все вспомнил.

Не Аллочкины объяснения, а то, что произошло с ним.

Двое парней с тенью за плечами. Сварщик Серега. Обжигающий страх, как глыба льда на беззащитном теплом теле. И хмельное чувство миновавшей опасности…

Вчера опасность миновала. Но она возникнет сразу, как только Никола попытается выйти из дома. А может, это случилось только один раз и больше не повторится? И он будет, как нормальный человек, видеть только то, что положено нормальному человеку? И никаких крыльев за плечами всяких там мерзавцев? В конце концов, кто он такой, чтоб видеть эти дурацкие крылья? Не прокурор и не ангел, и на фиг ему такие сверхспособности…

Оцепенев от воспоминаний, он не сразу понял, почему телефонная трубка в который раз спрашивает Аллочкиным голосом:

– Ты что молчишь, Любавин?

– Ты где?

– Заезжала в больницу, у меня Ванечка новенький, надо было посмотреть. Я же тебе говорила, ты что, такой пьяный был, что ничего не помнишь?

– Вспомнил. И Жора Авакян на Ванечку глядел?

Аллочка помолчала.

– Жора дежурит. А что, он нужен тебе? Позвони в отделение. Я уже у Ларисы. Она с Королевым на фазенду уехала.

– А на тебя Машку повесили, да?

– Поставили, – хмыкнула Аллочка. – Хочешь – приезжай. Поможешь.

– Я подумаю.

Никола подошел к окну.

Воскресный утренний город был безлюдным и тихим. Вот и хорошо, что безлюдный. Никола медленно поведет свои потрепанные «Жигули», разглядывая редких пешеходов. Такую вот проверочку устроит себе, и окажется, что все хорошо, все – нормальные… И пешеходы, и он, Никола…

Он уговаривал себя так же, как и вчера, когда решил немного проводить растыку в берете, впоследствии оказавшегося сварщиком Серегой. Елки с палками, но ведь так и получилось, как он заподозрил: Сереге грозила вполне реальная опасность, и если б не доктор Любавин…

Никола долго разглядывал себя в зеркало. Внешне никаких изменений заметно не было. Разве что физиономия слегка опухла в результате вчерашнего гостевания у сварщика Сереги, так это пройдет. Никола взъерошил черные волосы, и без того пребывавшие в беспорядке. Может, изменения там, глубоко под черепушкой? Ведь что-то непонятное с ним все-таки происходит! К кому из коллег бежать сначала: к окулисту? Или уж сразу – к психиатру?