Григорий Кроних - Хватка мертвеца

– Может, его действительно жена бросила? – предположил Михаил.

– Вот ты это и проверишь! – приказал Круглов и отвернулся.

– А ты что скажешь, Леонид Петрович?

– Ничего. Тут покопаться нужно.

– Я знаю, как ты любишь копаться, – сварливо заметил майор, – но хоть что-то ты можешь сказать определенно?

– Скорость машины была 65–75 километров, водитель либо не тормозил, либо тормоза отказали. Смерть наступила мгновенно, труп сильно поврежден упавшим обломком мачты городского освещения. Что тебе еще сказать? Очень похоже, что это просто несчастный случай. Зазевался человек, задумался. Или приступ сердечный случился.

– Или на девушку красивую засмотрелся, – предположил следователь.

– Погодите, Сергей Александрович, – сказал майор, – Леонид, ты это про сердечный приступ серьезно?

– Вполне, – кивнул эксперт, закуривая в свою очередь, – очень похоже.

Зимин тоже достал сигарету.

– А у вас, Сергей Александрович, версии есть? – спросил его Ильин.

– Одна – рабочая. Сначала работать по делу надо, а уж потом вопросы дурацкие задавать.

Ильин обиделся. Пока они вокруг обломков приседали, он половину шариковой ручки исписал показаниями свидетелей.

Круглов бросил окурок и принялся командовать погрузкой «Мерседеса» на платформу спецмашины. Дело казалось бестолковым. Если основная версия – несчастный случай, то что делать? Собирать отсутствие улик? В этом подвох? Или начальник поручил ему это дело, только чтобы испортить выходной?

А. и Б. сидели на «Трубе» – это такое местечко на улице Трубной. Дело было вечером, делать было нечего. Потому что и денег у них тоже не было. Подумав немного (на это друзья были мастерами), они пошли к своему общему знакомому К. Отыскав последнего, парни предложили ему выпить на его же средства.

К., тоже большой мыслитель, тут же согласился. Выпили изрядно. Затем компания снова разделилась. Но, как только А. и Б. добрались до своей «Трубы», им опять пришла все та же счастливая мысль – догнаться. Наверное, место такое. Но то ли они забыли предыдущий эпизод, то ли их так пленила щедрость К., коллеги пошли просить деньги к старому приятелю. А тот не дал. За что и пострадал в последующей драке. Кто из собутыльников ударил К. ножом, призвано установить следствию, так как участники происшествия, протрезвев, узнали о случившемся из скупых строчек милицейского протокола. Сами они что-либо припомнить не в состоянии. Равно как и потерпевший. Считают ли они по-прежнему водку без пива пустой тратой денег – не знаю, но читателям бы я рекомендовал закусывать почаще и не поить за свой счет кого попало. Чревато…

Игорь записал кусок текста в память компьютера и задумался. Что еще дописать? Или хватит? Вяло, одним пальцем тыча по клавиатуре, он приписал еще какую-то нравоучительную фразу, потом стер ее и решил остановиться. Осталось слепить еще пару информаций, и его норма на текущий номер будет выполнена. Тик в тик. Без переработки. Перерабатывал он, когда увлекался интересным материалом, а сейчас Игорь был нашпигован только слухами. Интересными, но сырыми и совершенно непроверенными. Пересказывать их – не называя имен, намеками давая понять о чем речь, – Игорь не любил. Потому в который раз уже обходился милицейской сводкой происшествий да данными управления по борьбе с пожарами.

Отчего эта апатия? С Леной они поссорились давно, и переживать по этому поводу смысла нет. Ее не устраивали сидение допоздна над клавиатурой компьютера, бесконечная репортерская беготня журналиста. «Волка ноги кормят», – отшучивался Игорь, забывая, что в данный момент его ноги не кормили, а едва поддерживали существование. Лена сдерживалась и вслух этого не произносила. Игорь понимал, конечно, что с семьей (а такой ход событий он не исключал) на это не протянешь, однако работу свою любил и менять не собирался.

– Пойми, – объяснял он Лене, когда она все-таки бросала упреки, – в творческой профессии полжизни работаешь на репутацию, на имя, а вторые полжизни оно работает на тебя.

– И когда же наступит твоя вторая половина? – в раздражении спрашивала девушка. – Или ты собираешься жить вечно?

Игорю казалось, что Лена (с ее филологическим образованием) смотрит на его журналистские опусы свысока. Сам он придерживался той здравой теории, что для репортера важен факт, а не стиль, и к огрехам своего письма относился философски. Самый гладкий текст – это набор клише, на котором читатель не спотыкается, но и не запоминает. А его тексты и замечали, и реагировали. То судебными исками, то просто кулаками.