Сергей Высоцкий - Третий дубль

– Левушка! Ты почему взялся без меня материал просматривать?! Позвонить не мог? К чему такая спешка? Кумира-то все равно нет?

Он продолжал бы и дальше наседать на Максимова, но тот показал рукой на Панина:

– Остынь и познакомься: Александр Сергеевич Панин, с Литейного, четыре.

Толстяк виновато улыбнулся и протянул Панину пухлую руку:

– Николай Мартынов, оператор. Извините. Лев Андреевич у нас мэтр, не всегда до своих коллег снисходит. – Отсюда – конфликты местного значения. И больше всех пикируюсь с ним я. И поэтому чаще других мирюсь. А что, собственно, произошло?

– Ты же знаешь, – пропал Леня Орешников, и Александр Сергеевич его ищет. Изъявил желание посмотреть блестяще отснятый тобой материал.

– Левушка, ты даешь! Позвонил бы мне!

– На звонки к тебе я трачу большую часть суток. Вчера последний раз я набрал твой номер в два часа ночи.

– Извини! Был в отъезде. Но сегодня-то?

– Без десяти восемь тебя еще не было, а ровно в восемь мы начали смотреть.

Мартынов промолчал. Никаких аргументов у него не нашлось.

– Несколько кадров Александр Сергеевич отобрал. Светка завтра утром попросит отпечатать.

– А сегодня она заленилась? – удивился толстяк.

– Ты посмотри на часы? Могут быть у незамужней женщины срочные дела?

– То-то она меня в коридоре чуть с ног не сбила, – пожаловался толстяк.

– Николай, – обратился к нему капитан, – у вас нет обыкновения в свободные минуты снимать актеров на съемочной площадке? Мне приходилось видеть такие репортажи по телевидению. Режиссер дает последние указания своему помощнику, гример делает последний штрих на лице героини. Так сказать, быт съемочной группы.

– Нет, такие кадры я не снимал. А других операторов к нам на площадку пока не присылают. Наш Лев Андреевич хотя и корифей, но не лауреат. О нем и о его съемочной группе документалок не делают. А вам хотелось бы увидеть обстановку перед исчезновением Орешникова? – высказал он предположение.

– Что-то вроде того.

– Нет, никаких лишних кадров у меня в запасе нет. Только то, что заставляет снимать этот узурпатор. – Он показал на Максимова. И вдруг неожиданно громко воскликнул: – Стойте, ребята! Кажется, несколько «посторонних» кадров есть! Точно! На новой бобине! Я приготовился снимать третий дубль. Ленька все не появлялся. Лев нервничал. Обстановка накалялась. И вдруг из-за угла появилась фигура. Я нажал на пуск. А через секунду застопорил. Увидел, что идет какой-то чужой тип с портфелем.

– Ты снял того человека? – удивился Максимов.

– Того не того… Да еще и снял ли? Надо пленку разыскать. Она у нас числится как чистая.

– Коленька! – воскликнул Панин. Этот энергичный добродушный толстяк вызывал симпатию, и капитан даже не удосужился узнать его отчества. – Коленька, вы меня очень выручите, если отыщете эту, как ее?..

– Бобину?

– Бобину, на которой человек с портфелем!

– Отыщу, – пообещал Мартынов. – Утром пораньше встану и приду на студию…

Максимов хмыкнул.

– Лева, не выставляй товарища в дурном свете! – Оператор повернулся к Панину: – Александр Сергеевич! Можете не беспокоиться – завтра утром кадры будут проявлены и отданы Светлане! Хоп?

– Хоп! – отозвался капитан.

Панину приснился сон: он идет по Невскому в шумной и пестрой толпе. В руках у него папка с листками совершенно секретного дела. Что за дело – капитан и сам еще не знает. Не читал. И вот на углу Литейного порыв ветра вырывает у него из рук папку, несет ее по трамвайным путям на середину Невского. Папка раскрывается, и белая стая листков вспенивается над перекрестком. Напрасно кидается Панин под колеса автомобилей, пытаясь собрать листки. Минута – и они расхватаны, унесены толпой.

Проснувшись, он долго не мог избавиться он гнетущего чувства безысходности, испытанного во сне.

«Тут впору “чур меня!” закричать, – подумал капитан. – Что-нибудь такой сон да значит. Теперь психологи проснулись – сны толковать стали, и Фрейда больше не костерят».

Душ и чашка кофе чуть приглушили мрачное чувство, вызванное приснившимся кошмаром и необходимостью рано встать. А для того чтобы и вовсе развеять ночное наваждение, Панин позволил себе прокатиться по городу с ветерком. Сколько раз он давал себе обещание ездить не спеша, «в потоке», как наставлял его полковник Семеновский. Но лишь только садился за руль, как тут же забывал все свои зароки. В нем сидело неистребимое мальчишеское чувство – Панин не мог видеть впереди себя машину и не попытаться обогнать ее.