Александр Понуров - Наедине с нежностью. Часть первая. Оля

– Братика как зовут?

– Антоша.

Я опять замолчал, как и вчера, вечером, не понимая, что с ней делать дальше. Чем-то заняться, выпроводить домой или куда-нибудь её сводить?

– Ты со мной вчера, зачем пошла?

– Но вы, же позвали…

– Зачем позвал?

Она насупилась и замолчала

– А как ты оказалась на улице в такой поздний час?

– Я ехала от подружки на маршрутке, машина сломалась.

– И ты собиралась идти домой пешком?

– Я шла уже больше часа, было очень страшно, я замёрзла и устала.

– Когда возвращается мама?

– Сегодня, после обеда, часов в двенадцать.

В течение всего диалога, она смотрела в стол, словно боялась встретиться со мной глазами.

Я не знал, о чём ещё можно спросить свою гостью и встал с намерением убрать со стола посуду.

– Я приберу сама, – сказала Оля и стала составлять в раковину чашки из-под чая.

Согласно кивнув головой, пошёл в зал, сел на диван и стал ждать развязки. Я уже понял, что вчерашние мои надежды оказались дутыми, словно мыльный пузырь, и теперь мучительно размышлял над ситуацией, но в голову ничего путного не приходило. В глазах стояло её личико, милое, растерянное и, уже почему-то, такое родное. Где-то в глубине сердца я чувствовал, что она мне нравится, но именно этого боялся больше всего. В мои планы не входило влюбляться в несовершеннолетнюю. Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, я, словно в первый раз, оглядел свою квартиру, стараясь не думать о чуде, шуршащем на моей кухне.

Моя квартира это моя гордость и моя крепость. И дело не в размерах её, а в наличии. Сколько тайн хранили её стены, сколько драм здесь отзвучало! Только здесь я чувствовал себя в безопасности от посягательств на мою свободу. Мы были с ней одно целое, две стороны одной медали. А холостяцкая квартира всегда отличается от семейной: либо откровенным запустением, либо аскетизмом (как у меня). Ни тебе хрусталя, ни дорогого сервиза, ни ковра, ни дорожки. Телевизор, видеомагнитофон, аудиоцентр, диван, два кресла, посуда на шесть персон рабочая и та на кухне. Всё. Но был у моей квартиры, некий шарм: из неё моим гостьям не хотелось уходить сразу. Место наверно было хорошее и хозяин обаятельный. Особенно действовала моя квартира на разведённых женщин, но это совершенно другая история.

Оля вышла из кухни, прошла мимо меня, обдав волной горьковатых духов, подошла к окну и выглянула во двор. Кроме бездонных, грустных глаз она обладала точёной фигуркой, небольшой аккуратной грудкой и пышной шевелюрой чёрных волнистых волос. У меня опять заныло сердечко. «Оля, Оля, ну почему же тебе не двадцать пять или хотя бы двадцать лет, почему?»

Повернулась ко мне лицом и стала разглядывать комнату. Я не мог понять, понравилось ей или нет, но что ей не хочется уходить, догадался.

– Музыку включить?

Отрицательно покачала головой. Она видимо почувствовала некую ауру и пыталась в этом разобраться.

«Бедная девочка, это никому не под силу. Либо ты это принимаешь и остаёшься, либо не принимаешь и уходишь навсегда». Я сжал правую руку у себя за спиной в кулак, а левой перехватил её и держал: так как мне вдруг захотелось встать, подойти к ней и обнять это хрупкое, беззащитное тельце. «Вот идиот!», выругал себя за этот порыв, и чтобы хоть как-то заполнить паузу спросил:

– Маму как зовут?

– Мила

– ??

– Людмила.

– Сколько ей лет?

– Тридцать восемь.

Наконец я решился.

– Поедем к вам, я тебя доставлю в целости и сохранности. Мне захотелось прекратить эту мазохистскую пытку невозможности осуществить желаемое, и стало доставать то, что я теряю время на ненужные бесплодные расспросы, ни к чему не приводящие. Ей не хотелось уходить, но она, молча, пошла в прихожую.

Только ради вежливости я написал на своей визитке домашний телефон, и уже на лестничной площадке подал ей.

– Возьми, может пригодиться.

Она некоторое время подумала и взяла, скорее всего, тоже из вежливости.

Через пятнадцать минут езды на автобусе мы были у её пятиэтажного дома.

– Может, зайдёте к нам? Я вас чаем напою, с сахаром.

Потом, лукаво глядя в глаза, сказала с еле уловимой улыбкой, не обидно, а скорее понимающе:

– Ведь вы напрасно столько времени потеряли.

Непонятно, чего было больше в этой фразе, констатации факта или сочувствия.

И вдруг я понял, что совсем не готов просто так уйти и забыть своё ночное приключение, даже больше, где-то в глубине души у меня шевельнулось желание продолжить общение.

«Ну, ты и козёл!», снова выругал я себя, – «седина в бороду…»