Александр Теущаков - Путь «Черной молнии». Книга 2

– Это еще зачем? – спросил Ирощенко, – я буду действовать рукой в кожаной перчатке, он у меня не пикнет.

– Парни, для чего нужна груша? Если он начнет сопротивляться, то хотя бы не сможет повредить себе зубами язык и внутреннюю полость рта. Не забывайте об экспертизе. Почему дело об убийстве Равелинского было направлено на доследование?

– Убийстве?! – удивился Воробьев, – а, кстати, почему?

– Да, да, именно убийстве, а не скоропостижной смерти. Потому что, когда Сергей придавил ему рот рукой, он искусал себе всю внутреннюю полость рта.

– Однако, – опять удивился Александр, – я многого еще не знаю.

– А теперь, последнее, – таинственно произнес Брагин, – завтра в камере, где сидит убийца, в моем присутствии будет производиться обыск. Незаметно под его подушкой я оставлю вот эту метку, – Брагин показал друзьям треугольный желтый знак с надписью: «Осторожно! Высокое напряжение!»

– Так, ты ее переделал?! – удивился Александр, – ведь моя была белая… Хотя тоже неплохой вариант. Мужики, ну, вы даете, ей богу, как в детективном романе.

– У нас все вполне реально, – строго заявил Брагин, – друзья, перед тем, как совсем его придушить, обязательно напомните о метке, и за какое преступление этот подонок приговаривается к смерти.

– Когда намечается?

– Задуманное проведем ровно через неделю.

На следующий день, после встречи участников акции, убийца Пушков, вернувшись с прогулки, решил немного вздремнуть. Поправляя подушку, он заметил желтый треугольник.

– Эй, братва, не знаете, кто под мою подушку эту фигню положил?

– Мусора шмон в хате делали. Кто ж кроме них ее бросит. Среди нас электриков нет, – шуткой ответил сокамерник.

– А, ладно, оставлю как закладку для книжки.

Пушков положил бирочку назад под подушку и больше не стал заморачиваться по поводу ее появления.

Прошло пять дней. После обеда Пушкова предупредила дежурная по этажу, чтобы готовился к выходу. Через пять минут дверь открылась, и сержант зычным голосом объявил:

– Пушков, на выход. Пойдешь в спецчасть, там тебе какая-то бумага пришла.

После мытарств по этажам и «гуляний» по подземному переходу, надзиратель привел Пушкова в административный корпус. Два часа он просидел в боксе, изнемогая от нетерпения. Но никто из администрации так его и не вызвал. Вдруг открылась дверь и в бокс ввели заключенного.

– Эй, командир, про меня забыли что ли? Шевельни там начальство, – взмолился Пушков.

– Ты же не один, вас целая тюрьма, сиди, жди, скоро вызовут.

И дверь захлопнулась перед незадачливым арестантом. Сосед по лавке достал из мешка сигареты и, закурив, предложил Пушкову:

– Будешь курить?

– Давай, посмолю, а то свои в хате забыл.

– Может, чифирь будешь, правда он холодный, остыл уже. Я у адвоката часа три сидел, мне с воли в тихушечку дачку 9 9 Дачка – посылка, передачка. передали и в банку чифирь готовый налили.

– Ё-моё, еще спрашивает, давай, конечно. Хрен с ним, что холодный, я уже забыл когда чифирь глушил.

Приложившись к горловине, Пушков сделал несколько больших глотков и протянул стеклянную банку соседу.

– Брр. Он у меня вот здесь стоит, – арестант прикоснулся ребром ладони к нижней губе, – допивай. Банку только отдай, я ее загашу подальше в мешок, а то менты отымут.

Закурили по новой, поговорили и только через полчаса дверь открыл сержант, но уже не тот, который привел Пушкова.

– Не готов еще твой документ, заминочка вышла. Вставай, пошли назад в камеру.

Пушков тихо ругнулся, но облегченно вдохнул, ему наскучило сидеть в боксе. Попрощавшись с соседом, заложил руки назад, и двинулся по коридору до лестничного пролета.

Наутро следующего дня Пушков почувствовал головокружение и тошноту. Поднялся с постели, сделал несколько шагов. Тело поплыло в сторону. Его едва успели подхватить под руки и усадить на кровать. Сокамерник машинально приложил ладонь к его лбу.

– Да у тебя температура, падай скорее на шконку и отлежись. Где тебя так просифонило?

– Наверно в подземном переходе просквозило, пока в спецчасть водили, – пожимая плечами, ответил невпопад Пушков и плюхнулся на постель. Голова раскалывалась, во рту ощущалась сухость, дышать стало трудно. Такого с ним, никогда не случалось.

Перед обедом заключенным полагалась уличная прогулка и все стали собираться, надевая куртки и, натягивая на ноги сапоги и ботинки. Когда арестантов вывели из камеры, Пушков попросил дежурного надзирателя, чтобы его оставили, по причине сильного недомогания.