Микаэль Крефельд - Пропавший

– Можешь не шептать, все равно об этом уже известно всему Кристиансхавну. Насчет знаю ли – нет. Не имею ни малейшего представления. Но и пять минут для меня слишком.

– Даже одна секунда, amigo, и то было бы непростительно! – Он выплюнул шелуху и принялся разгрызать следующий орех. – Про Еву никогда бы такого не подумал.

Томас пожал плечами:

– Он говорит, что это он добивался. Ты бы мог так поступить?

– За кого ты меня принимаешь? – На лице Эдуардо была написана неподдельная обида.

– Но среди всех тех женщин, с которыми ты встречался за эти годы, наверное, были и замужние?

– Да сколько угодно! – воскликнул Эдуардо. – Но я же не знаю их мужей. Это их дело. Понимаешь, датские мужчины не любят… – Эдуардо остановился, подыскивая подходящее слово.

– Трахаться?

– No-no! – энергично замотал головой Эдуардо. – Слушать! А это очень, очень важно. Всегда слушай женщину! Если добьешься Луизы, то всегда слушай, что она говорит, даже если у тебя уже в ушах звенит от усталости.

Томас улыбнулся:

– Но я не собираюсь ничего добиваться, так что мои уши не пострадают.

Эдуардо кивнул и достал из кармана еще горсть орехов.

– Ну а что этот Миккель el porco? [27] Свинья (исп.) .

– В каком смысле – что?

– Сейчас я только высказываю свои предположения, – предупредил Эдуардо, заморгав. – Может статься, что он имеет отношение к смерти Евы?

– В каком это смысле?

– Что, если ее убил вовсе не случайный грабитель? Что, если это Миккель из ревности ее убил? Может быть, он думал, что Ева уйдет от тебя, они подрались и… она погибла? Ты рассматривал такую возможность?

Томас кивнул:

– Миккель не имеет отношения к смерти Евы.

– Уверен?

– На сто процентов. Миккель и я вдвоем были на задании, когда это случилось. – Перегнувшись через поручни, Томас посмотрел, горит ли внизу свет в каюте у Эдуардо, но там было совершенно темно. – Что твоя девушка? Поди, уже замерзла без тебя?

– Симоне пора было домой, – пожимая плечами, сказал Эдуардо. – Вернее, я сказал ей, чтобы она шла домой. Хотел поддержать лучшего друга, – добавил он, широко разведя руками.

– Очень трогательно. Но сейчас лучший друг говорит тебе, что устал, и перед тем как уйти, подбери, пожалуйста, за собой шелуху, которую ты набросал на палубе, – сказал Томас, указывая на россыпь ореховой шелухи у ног Эдуардо.

Эдуардо рассмеялся, подобрал шелуху и выбросил за борт.

– У моего друга все уже в порядке, это слышно по голосу.

Вскоре Эдуардо ушел на свой кеч, а Томас остался на ходовом мостике, глядя на канал, атласно поблескивавший в ночной темноте. Вынув из кармана телефон, он бросил на него прощальный взгляд и, размахнувшись, закинул в воду. Он даже не ожидал, что эта старая «Нокия» столько раз подпрыгнет, танцуя по воде, прежде чем опустится на дно.

Берлин, Пренцлауэр-Берг, 2 ноября 1989 года

Утром в начале одиннадцатого Кристоф обнаружил в гостиной последнюю скрытую камеру. Он выдрал ее из штукатурки под потолком, связь оборвалась, и экран монитора у Хауссера сделался черным. Но переполненный яростью Кристоф не заметил микрофона, скрытого в люстре, и Хауссер услышал, как Кристоф клял его, посылая куда подальше. Казалось, что эпизод в арестантской оскорбил Кристофа больше, чем Лену. В последующие дни они почти не разговаривали. Кристоф сказался на службе больным и засел у себя в кабинете, а Лена целыми днями плакала, лежа на диване. Только когда домой возвращалась Рената, они старались как-то изображать нормальные отношения. В результате слова их звучали фальшиво, и Рената спешила как можно скорее спрятаться от них в своей комнате. Но на третий день после нападения, когда Рената легла спать, Кристоф и Лена снова вышли посидеть на черной лестнице под желтой лампочкой, в которой была вмонтирована последняя камера Хауссера. Они пили пиво из одной бутылки и курили одну сигарету на двоих. Сначала оба молчали, а когда заговорили, то делали это так тихо, что Хауссеру пришлось до предела усилить громкость, чтобы услышать их беседу.

– Все, что я наговорила ему, было сказано только для того, чтобы спасти Ренату.

– И ты готова была сделать все, что тогда обещала?

Она опустила глаза:

– Он грозился отнять Ренату, отправить ее в детский дом.

– И ты ему поверила. Как удобно! – Кристоф приложился к бутылке.

– Он приковал меня наручниками. Я была заперта в машине, а Рената оставалась на улице.

– Прости… Только… Ну и скотина же он! Чертова скотина! Я готов убить его после всего, что он с нами проделал.