Инна Тронина: Прощённые долги

Телохранители остались за полированной дверью с начищенной ручкой – в специально отведённом для них помещении. В ресторан «мавров» не отпускали, потому что вполне могли там сорваться и вовремя не явиться по вызову хозяев.

Все пятеро участников сходки собрались вокруг заманчивого столика, около бюро, украшенного нэцкэ из слоновой кости. Ближе всех к Уссеру расположился Филипп Готтхильф, который уже успел раскурить сигару. За ним устроился жгучий брюнет в белом костюме и белых же модных полуботинках. Молодой человек был так красив, что касался ожившим манекеном. Особенно потрясали воображение его глаза, похожие из-за невероятно длинных ресниц на чёрные прекрасные цветы. Готтхильф, увидев его сейчас впервые, был потрясён ещё и невероятным сходством незнакомца с ментом Сашей Минцем.

Последние двое также имели весьма нестандартное обличье. Один из них, лет шестидесяти, был с коротко подстриженной, серебристо-чёрной бородой, в тёмной шапочке, напоминающей тюбетейку. Другой был полный, подвижный, со смешными беленькими усиками и гораздо более тёмными волосами. На важную встречу он надел кирпичного цвета «тройку», но объёмное брюшко не влезало в жилет, и пуговицы всё время расстёгивались.

Уссер позвонил в колокольчик, и в комнату вбежала блондинка в коротком полупрозрачном платье из фиолетовой кисеи и в белом кружевном фартучке. Под тканью платья, будто в морской воде, просвечивали трусики и лифчик.

– Валерия, кофе нам – сию минуту! – приказал Уссер.

Официантка наклонила голову, чуть присела и пропала. Уссер гораздо дольше, чем того требовали приличия, смотрел ей вслед.

Потом, откашлявшись, он, на правах хозяина, открыл «сходняк». Остальные внимательно слушали, боясь пропустить даже одно слово.

– Приветствую вас, друзья, в моём скромном жилище! Думаю, что здесь вам будет удобно. Извините, привязалась простуда, я могу поперхнуться. Вы не обращайте внимания…

– Семён, зачем так официально? – низкий, прокуренный голос Готтхильфа звучал почти весело.

– Чтобы вы, дорогие гости, осознали всю важность момента. У нас есть такая пословица, – обратился Семён Ильич к бородатому старику и толстому франту с усиками, в галстуке-«бабочке». – Звучит она так: «Умный учится на чужих ошибках, а дурак – на своих». Если мы не хотим выглядеть дураками в глазах тех, кто доверил нам ответственную миссию, давайте-ка вспомним именно чужие ошибки. Я уже решил нанять людей и создать некое подобие энциклопедии. Там, в хронологическом порядке, будут расположены сведения об операциях, которые проводились нашими коллегами – и в России, и за рубежом. После описания каждого мероприятия будут анализироваться допущенные промахи, но также отмечаться и достоинства. Получилось бы неплохое пособие не только для начинающих, но и для людей со стажем. Наливайте себе, что пожелаете, господа! – Уссер сделал широкий жест рукой. Сам он, как и Филипп, обрезал кончик сигары и стал её раскуривать.

В это время вошла Валерия с подносом, на котором стояли пять чашечек и кипящий кофейник. Налив каждому гостю по чашечке, девушка подвезла поближе столик, уставленный вазами с фруктами.

– Свободна! – махнул рукой Семён Ильич, и официантка исчезла. – Вы не только не стесняйтесь, господа! Угощайтесь, не дожидаясь, пока я предложу. Я знаю, что господин Хаким спиртного не пьёт, зато очень любит кофе по-турецки…

– Да, это так, – подтвердил суровый старик, которому очень не понравились вольности с Валерией.

– Пан Уссер, давайте поговорим о деле, а угощение отложим на потом! – предложил толстяк с беленькими усиками. – Мы уже по достоинству оценили ваше гостеприимство. – Он выбрал в ящике сигарету «Данхилл», чиркнул зажигалкой. – В Европе и в Америке сейчас все отказываются от курения, но лично я не в силах лишить себя ещё и этой радости…

– Простите, господин Хаким, – снова повернулся к старику Уссер. – Вы не только не пьёте, но и не курите. К сожалению, остальные подвержены этой скверной привычке. Прошу понять нас и простить.

Хаким молча сложил руки, будто в молитве, тем самым выражая свою покорность обстоятельствам.

– Лешек, вы не в Европе и не Америке, а в России, – напомнил Готтхильф. Он наслаждался букетом великолепной сигары, и потому был добр. – Здесь курение – отнюдь не самый тяжкий из известных грехов. Но вы правы в том, что нужно скорее переходить к делу. Если мы сильно увлечёмся трапезой, можем ослабить внимание, совершить нежелательные оплошности. Как раз те, о которых говорил Семён.