Инна Тронина - Прощённые долги

– Роман Григорьевич, – ответил за Брагина Озирский.

– Роман Григорьевич нас успокаивал сквозь решётку, – сообщил Аверин. – Даже анекдоты рассказывал. Огонь ведь уже подпирал, и мы задыхались. Он руку просунул в щель, детей по головам гладил, а женщинам слёзы вытирал. Просил помочь, изнутри навалиться. Потом уже другие подоспели. Но он первым был. Я не запомнил тот момент, когда замки поддались. Очнулся уже под берёзой…

Из военного грузовика Озирский, Грачёв и Антон Аверин пересели в синие «Жигули», всё это время дожидавшиеся на парковке около аэродрома. В это время совсем рядом лихо развернулась чёрная милицейская «Волга», из которой выскочил Геннадий Иванович Петренко. Очки его блестели радостно, как лампочки на новогодней ёлке.

– Приветствую вас и поздравляю!

Он видел, что ребята торопятся поскорее доставить парня домой и не хотел их задерживать.

– Когда освободитесь, езжайте сразу на Литейный. Захар Сысоевич домой не уедет, пока с вами не пообщается. Кстати, родственники спасённых требуют свидания с Андреем – чтобы в ноги ему поклониться…

– Этого ещё не хватало! – испугался Озирский. – Я потому и из больницы сбежал, что у меня нет ни минуты свободного времени. Сегодня воскресенье, а в понедельник мне нужно быть на службе. Между прочим, как следует выспаться тоже не мешает…

– Ты, наверное, бредишь, – кротко заметил Петренко. – Раньше, чем через две недели, я тебя до работы не допущу, своей властью. Потом получишь осложнение, так вообще на месяц исчезнешь, а то и на два. Сегодня доложишься полковнику – и на больничный, шагом марш!

– Ноблесс оближ – положение обязывает. – Озирский причесал волосы перед маленьким зеркальцем. – Приказ приказом, Иваныч, но дело по «Лазарету Келль», к сожалению, не окончено. К Горбовскому, разумеется, я приеду, а вот пресс-конференцию для родственников давать не стану. Пусть своими близкими занимаются, а не мне кланяются в ножки.

– Ладно, там видно будет, – махнул рукой Петренко.

Он уже знал, что нашёлся Антон Аверин – Грачёв сообщил ему это по рации.

– Не буду сейчас болтаться под ногами. Везите парня к отцу, и быстро назад. Полковник тоже отдохнуть хочет. А уж генералу он будет докладывать в понедельник днём, когда дело окончательно прояснится.

Грачёв гнал машину и жалел, что не может заставить её взлететь. «Жигули», визжа покрышками, то и дело подрезали попутчиков. Всеволод сигналил даже чаще, чем было нужно, и ему хотелось ехать с сиреной, с мигалкой. Уже стемнело так, что даже при свете фонарей приходилось напрягать зрение. Антон Аверин жадно смотрел на мигающие огоньки, шевелил губами, словно у него начисто пропал голос. Потом он как будто очнулся и поднял голову.

– У меня день рождения девятого сентября, – неожиданно сказал он, и Озирский с Грачёвым вздрогнули. – В тот день Ромена, толстая свинья, закатила мне оплеуху и плеснула горячим кофе в лицо. Мне повезло, потому что брызги не попали в глаза. Сейчас я решил, что девятого никогда больше не стану праздновать. Стану отмечать в конце месяца. Двадцать девятого числа буду звать гостей и зак5атывать пир. Целый год стану горбатиться, копить «бабки», а потрачу за один великий день. Жалко, что Лизка Сазонова уже никогда не придёт. Мы ведь пожениться с ней через год хотели. Её похоронили уже?

– Да, прямо сразу зарыли около кладбища, – хмуро ответил Озирский. – Рогозин и Чолин лежат с ней в одной могиле. Но, конечно же, их оттуда извлекут для проведения экспертизы, а потом перезахоронят по-человечески. Если хочешь, можешь поучаствовать. Место нам известно, так что с этим проблем не будет.

В этот момент машина затормозила около того самого дома на Витебском проспекте, куда Всеволод с Андреем приезжали тринадцать дней назад. Сейчас им казалось, что с того далёкого вечера пошло по крайней мере несколько лет.

Все трое вошли в подъезд, и Антон долго гладил почтовый ящик, перила на лестнице, ручку двери, стёкла и подоконники. Когда они оказались около квартиры, парень обессиленно привалился к косяку и закрыл глаза. Ему очень хотелось встретиться с отцом, и в то же время было стыдно, страшно.

Сопровождающим Антона тоже вспомнилось своё, недавнее. Всеволод будто бы снова увидел онемевшую от неожиданности и восторга Лилию, когда он субботним поздним вечером позвонил в её квартиру, держа в руке чемодан. Он слышал радостный визг Костика и Яшки, которые сразу же вскарабкались на руки, обхватили за шею, чуть не задушив его от избытка чувств. Наконец-то они дождались своего настоящего отца, по которому так долго скучали.