Мирон Марусич - Я тоже киллер

Другое дело Жиро и Таз, на зоне не были, так, из молодых, дурная поросль. Пробовали воровать, занимались гоп-стопом, но только пару раз, на третий им не повезло, избил прохожий, которого они собирались ограбить. Мотались туда-сюда, пока не прибились к бригаде, где работал Гвоздь.

«Жиро» – кличка, пожалуй, презрительная, не приносящая её владельцу радости и верно отражающая его габариты и наклонности.

«Таз», должно быть, медный, тоже не фонтан, но куда приличнее, чем «Жиро», если не считать того, что все дела, затеваемые владельцем этого прозвища, им же и накрывались. Обидно, да?!

Обход вагонов продолжался, неумолимо сближая Анатолия с его преследователями.

Лена, Елена Прекрасная, Леночка, он пробовал её имя на вкус, старался ощутить его радостный цвет и слушал голос просыпающейся совести. Имел ли он право так поступить, шагая по краю пропасти, втягивать в смертельный круг милую девчушку?

Девушка, по-прежнему улыбаясь, открыла глаза, увидела смотрящего на неё Анатолия и потянулась к его губам. Пряно-сладкий поцелуй не принёс Анатолию радости, пока ещё маленький, но уже чёрный котёнок пробовал свои острые коготки на его сердце. Изболевшаяся душа ныла от предчувствия.

Окончательно приняв решение, Анатолий побросал вещи в сумку, схватил Елену за руку и выглянул из купе. Никого, но котёнок явно подрос и отрастил когти. Тревожно ныло сердце, предвещая беду.

Мерно стучащие вагоны успокаивали, – всё хорошо, так-так, – говорили они на стыках рельсов. За прошедшие несколько секунд котёнок нашёл себе товарища, милую кошечку с такими же острыми когтями, и продолжил своё чёрное дело. Не дожидаясь появления котят, Анатолий потащил Лену в тамбур.

– Стой, Толик! Куда?! Зачем, что случилось?!

– Молчи, бежим! Чует моё сердце, кругом злые люди. Прости, если что не так.

Анатолий вытащил её в тесный, дребезжащий старым железом тамбур и оглянулся. По проходу купейного вагона шли трое, заглядывая в каждую дверь.

– Гвоздь, долго ещё, можа, пойдём в ресторан, водочки попьём?

– Утухни, Таз, два вагона осталось.

– О, пусто.

– Кто-то здесь был.

– Плевать, наверное, в ресторане шампанское жрут.

– Дурак, ещё рано, он не работает.

– Да ладно, поссать пошли, а ты хай поднял.

– Вперёд! У меня память на лица, вон тот козёл, в тамбуре.

Анатолий себя козлом никогда не считал, но он и не слышал этой фразы, иначе Таз тут же ответил бы за козла. Впрочем, он ещё ответит.

– Прыгай! Коснёшься земли, катись!

– Толик, ты что?! Я боюсь, высоко, деревья как бешеные несутся! Нет!

– Прыгай!

Анатолий дёрнул рычаг стоп-крана и распахнул дверь тамбура, примерился и под мерный стук вагонов швырнул Елену по ходу поезда в пролетающее мимо пространство. Времени достать из сумки ствол уже не было, придётся так, если киллер, тогда конец, прыгать поздно. Дверь тамбура открылась.

«Достали?!» – мелькнула запоздалая мысль, и в тамбур ввалились три бандитские рожи.

– …, он, вали его, братва!

Произнёсший фразу ловко выхватил откуда-то финку и нанёс удар снизу, другие двое замешкались и, толкаясь, попытались обойти Анатолия сзади.

Сверкнуло лезвие, в тесноте тамбура Анатолий с трудом увернулся, отводя руку с ножом в сторону, но нападавший оказался профи своего дела, и по руке, животу заструились тоненькие полоски крови.

Анатолий скосил глаз на открытую дверь, через которую выпрыгнула Елена, калейдоскопом мелькали деревья. Поезд со скрежетом тормозил. Удар, блок, ответный удар в челюсть и ногой вдогонку, с криком «А-а-а!» парень со смешным прозвищем Жиро вылетел за дверь. Тем не менее баланс сил остался не в пользу Анатолия.

Гвоздь злобно оскалился, его коронный удар, отрабатываемый долгими ночами на зоне, не достиг цели, противник только слегка ранен. Таз, проследив за полётом вопящего Жиро, испуганно прижался к стенке.

«Чмо, – мелькнула мысль в голове Гвоздя, – придётся одному». Молниеносным движением он перебросил нож из руки в руку и отлетел к стене. Тут же вскочил, вытер кровь с губы и снова заиграл ножичком. Анатолий сознательно не добил Гвоздя, опасаясь нападения сзади, и во время искусственно созданной паузы припечатал к стене Таза. Жалобно хрустнула кость ломаемой челюсти, и Таз, ударившись головой об стену, обмяк. Короче, накрылся.

Один на один. Гвоздь усмехнулся, и, глядя прямо в глаза Анатолию, сделал выпад. В узком вагонном тамбуре схлестнулись горячая молодость и холодный опыт. Ставка – жизнь, одна на двоих.