Геннадий Опарин - Выход тигра. Проект «ГиперСибирея»

Время от времени он еще делал слабые попытки освободиться от его смертельных пут, но бдительный паук тут же набрасывал на него новые липкие витки паутины, все более сдавливая грудь и стесняя дыхание, отчего все больше мутилось сознание и покидали последние силы.

Павел чувствовал, как острое жало паука пронзало тело, отравляя ядом разложенья и высасывая кровь. И чем больше он чах и слабел, тем все более увеличивался в размерах паук, наливаясь его кровью. Уже слышалось в траве шуршанье тысяч мохнатых лап паучьего племени, спешащих к пленнику на запах крови. Дьявольским огнем горели из тьмы алчущие глаза вампиров.

Душа уже хотела покинуть захваченное вампирами тело, но в этот момент будто повеял легкий ветерок, листва на кустах с противоположной стороны поляны затрепетала, и оттуда вышел белесый призрак Горелого. Он был так же одет, как в роковой для себя день, но странным образом стал бесцветен и полупрозрачен, походя на туманный сгусток. Призрак зябко поеживался и мелко дрожал от смертельного холода, стараясь поглубже закутаться в свою короткую тужурку, на которую налипли опавшие листья и сырые комья земли. Стужей подземелья повеяло от него; словно спасаясь от жуткого холода могилы, он вылез из нее и пришел на свой прежний очаг погреться у огня. Его закрытые веки были скованны леденящим дыханием смерти, поэтому он не мог видеть Павла, сидящего на другой стороне костра. Зато Павел за языками пламени мог отчетливо видеть застывшее в предсмертной агонии бледное лицо призрака, от созерцания которого мурашки ползли по телу, что даже забылся на время зловещий паук, продолжающий высасывать кровь.

Призрак тянул свои озябшие руки к огню, и, будто постепенно отогреваясь у костра от смертельной стужи, вдруг, на глазах у Павла, начал материализовываться. Все более сгущался его туманный облик, а к лицу возвращались утраченные краски с бурыми пятнами крови. Обездвиженный Павел с немым ужасом наблюдал за подобным преображением призрака, еще даже не в силах себе представить того кошмара и реальной угрозы, что ему предстояло пережить.

Призрак неожиданно приблизил свои немощные руки к бледному лицу и задрожал в беззвучном рыдании. Очевидно, вместе с уплотняющейся плотью, к нему постепенно возвращались проблески разума, и от жуткого осознания своей горькой участи, без всякой надежды что-либо изменить, нестерпимо терзало остатки заблудшей души, уже познавшей суровые законы подземелья. Все худое тело Горелого зашлось в жестоком приступе запоздалого раскаянья и отчаяния и бездарно промотанной жизни.

Внезапно воздух содрогнулся от налетевшего мощного порыва ветра, который срывал сухие листья с деревьев и разбрасывал горящие угли костра. Все вокруг закружилось в нарастающем хаотичном движении. Березы испуганно замахали тонкими ветвями, о чем-то тревожно шепчась между собой, будто предчувствуя приближение неведомой силы. Горемычный призрак испуганно отдернул руки от лица, сомкнутые веки раскрылись, обнажив бесцветные белки – и он в упор уставился ими на Павла, обдав холодом потустороннего мира.

В этот момент налетевший, еще более сильный вихрь, сметающий все на своем пути, заставил его, с опаской озираясь по сторонам, подняться и бежать в лес, ища спасения в могиле, оставив Павла один на один с надвигающейся неизвестной угрозой, перед которой трепещет все – мертвое и живое. Даже луна на небе скрылась за рваными облаками; и поляна погрузилась в сумрак, чуть освещаемая слабыми бликами разбросанных углей.

Деревья дрогнули, и из-за них появился дышащий яростью дух убитого медведя. Он беззвучно ревел, вызывая ветер, и упрямо шел на человеческий запах в поисках Павла. Движимый сжигающим чувством неутоленной ярости, он уже ощущал его близкое присутствие, но не мог увидеть: его веки были закрыты и скованны смертью. Медвежий дух упорно кружил по поляне, размахивая лапами, и грозно ревел в приступе злобы, но вместо оглушительного рева от него теперь исходили шквальные порывы ветра, закручивающие карусели из сорванных листьев и пепла. Павел, ни жив, ни мертв, сидел у погасшего костровища, готовый от обуявшего его кошмара провалиться сквозь землю, в жутком предчувствии, что медведь скоро найдет его и заберет его душу, но не мог сдвинуться с места.

Призрак медведя все ближе приближался к Павлу, внезапно замер, и, усиленно втянув в себя воздух, наконец-то обнаружил своего врага. Торжествующе взревев, он повернулся в сторону Павла, и, поднявшись на дыбы, накинулся с высоты на Павла.