Евгения Черноусова - Ловушка для осьминогов

Образовался затор. Сидящая на корточках Лара дула на посиневшую ручку мальчика. Он плакал. Нина Васильевна поясняла окружающим:

– Сжала ручонку так, что косточки ему, наверное, все переломала. Говорила Дуня, что у неё мать садистка. Теперь вижу, так оно и есть!

Бабка растерялась, потом стала объяснять, что сжала руку от скорби.

– От скорби собственные губы кусают, а не детей пожирают!

Прибежал главный редактор «Молодёжки» Баринов и двинул процессию, расставив всех по своим местам. Только Лара с мальчиком ушли назад.

Минут через пять снова появились. Нина Васильевна спросила: «Что?», Лара ответила: «В туалет не пускала». «Правда, садистка», – подумал следователь. И спросил женщин, откуда мальчик их знает.

– Миша у меня в группе занимался, – ответила Лара. – Ну, я плаванье раньше вела…

– Раньше?

– До травмы.

Когда подошли к могиле, Лара схватила Нину Васильевну за рукав:

– Почему Елена?

Под большим застеклённым фотопортретом стояла надпись: «Елена Лопухина».

– Вообще-то она Елена Лопухова. Евдокия Лопухина – это псевдоним. Фамилию она умудрилась сменить. А имя почему-то не удосужилась.

– Я Мишу никогда с ней не ассоциировала. Он Лопухов – она Лопухина.

У ворот кладбища расстались. Издательские грузились в два заказных автобуса, Лопухова-старшая, крепко держа внука за руку, мотала головой, отказываясь от приглашения Баринова на поминки, Лариса Александровна что-то шептала на ухо Мише, он всхлипывал.

На работе навалилась обычная рутина. Надо было оформлять два дела в суд, запрашивать экспертизы, распределять поручения. А вечером Толя попросил до 12 не появляться. «Да ладно, я сегодня в кабинете заночую!» Сходил в аптеку, заодно затоварился в гастрономе. Умял полбатона колбасы, заглотил таблетку аспирина, надул матрац и улёгся. Проснулся весь мокрый, видно, температура всё же была. Глянул на часы и пошёл за водой.

В кабинете заливался сотовый.

– Дмитрий Сергеевич, вы далеко?

– В кабинете.

– Как я вас пропустил, – это был дежурный. – На вашем объекте, ну, в издательстве, ещё один труп.

– Парашютистка? Женщина?

– Не-е, мужик. Подробностей не знаю. Полиция уже там.

Глава третья, в которой все переезжают.

Лара тоже не хотела идти на поминки. Но Нина Васильевна сказала:

– Не по-людски это. Похоронили – помяните. Да и без обеда мы. Не бойся, в рядовую пьянку это не перейдёт. Баринов велел не в банкетном зале, а в буфете накрыть.

Баринов засёк их при входе и вышел встретить. Затащил вглубь и усадил на низкий подоконник. Подсунул тарелки и побежал дальше, кинув на ходу: «Закусывайте!» Лара откусила от бутерброда и огляделась.

Опытный Баринов продумал всё, исключив возможность для штатных выпивох задержаться и ужраться. Стулья из буфета были убраны самым решительным образом. При входе поминающим вручались столовые приборы, тарелка с закуской и стакан. Приткнуться можно было только к буфетной стойке или буфетным же столикам, предназначенным для стоячего перекуса. Между поминающими курсировали с бутылками завхоз Юрий Дмитриевич и секретарша Анна Николаевна, оба трезвенники, сурового нрава и с отличной памятью. Налить второй – пожалуйста! А далее – никак. Поэтому поминающие говорили: «Царствие небесное!», быстренько перекусывали, совали посуду в окошечко – и на выход.

Лара не заметила, как проглотила и оба бутерброда, и куриный рулетик. А Нина Васильевна уже скидывала ей на тарелку сосиску в тесте: «Ешь, ешь, наверное, уже забыла, когда последний раз ела!» Увы, это так! Лара стала вспоминать, что в день гибели Дуни обедали они чаем с бутербродами, которые по-быстрому соорудила Нина Васильевна. Это она обхаживала следователя Дмитрия Сергеевича, лысоватого, кривоногого, пузатенького, шмыгающего носом, небольшого росточком мужичка. А услышав, о чём шла речь, с трудом удержалась от смеха, несмотря на трагические обстоятельства: Нина Васильевна впаривала ему свою квартиру!

В конце рабочего дня Лара ещё раз попила чая, на этот раз с печенинкой. И полетела в бассейн. Дежурство на этот раз затянулось до четверти двенадцатого. Домой попала только в первом часу. Есть хотелось страшно, но ничего съестного ей не оставили, только горы грязной посуды на столе и в мойке. Пошарила в холодильнике, обнаружила одинокое треснувшее яйцо, прилипшее к ячейке. Разболтала его в стакане из-под сметаны с парой ложек сыворотки на дне. Хватило на несколько блинков. Запила чаем «Белые ночи» (заварка тоже кончилась). Вытащила из морозилки заиндевевший куриный хребет, залила водой и поставила на плиту. Пока перемыла всю посуду, бульон закипел. Убавила газ, взялась мыть пол. Потом закинула в кастрюлю вермишель и задремала над ней с открытыми глазами. Потом выключила газ и завела будильник. Всё, наконец-то можно отдохнуть!