Владимир Востоков - Знакомый почерк

Такие вопросы занимали Фастова уже после второй попойки с Мишей, занимали без возмущения, а в смысле только чисто техническом. Он как бы примерял все это к себе. А ведь еще месяц назад ни о чем подобном он и подумать не мог.

С Валентиной отношения как будто наладились, но что-то ушло. Появилась натяжка. Фастову хотелось исчезнуть из дому, уйти в рейс. Там, в море, на соленом ветру, он очистится — не для жены, так для сына. Здесь, дома, время все сгладит и вернет прежнюю простоту и ясность.

У «Альбатроса» второй месяц ремонтировали машину и отлаживали разболтавшийся гребной вал, потому Фастов и бездельничал. Но вот наконец-то ремонт закончился. Приступили к погрузке, и теперь он дневал и ночевал на борту, даже когда его присутствия не требовалось. Однажды капитан, встретив его на пирсе, сказал грубоватым своим басом: «Видать, стосковался по хомуту». Каюта казалась Фастову убежищем от гнета.

И вот отвал. На пирсе разноцветная толпа провожающих, среди них Валентина с Костей. Никогда еще не было, чтобы прощание с ними доставляло Фастову радость, а сейчас он радовался. И за нее и за себя. Его очистит море, ее смягчит время, повторял он про себя…

Сухогруз «Альбатрос» курсировал между советскими портами и портами Северной Африки и Западной Европы. В своих трюмах он перевозил самые разнообразные грузы — от кофе и вина до транзисторных приемников и металлорежущих станков. Команда его пользовалась самой лестной репутацией у всех грузополучателей и грузоотправителей, потому что еще не бывало так, чтобы погрузка или разгрузка задерживались по ее вине.

Сейчас «Альбатрос» шел в Амстердам, где швартовался уже много раз. Обычный рейс. Наезженная дорога. Никаких неожиданностей не предвидится. Только, как всегда, надо быть построже в Бискайском заливе, который может в любое время года сильно потрепать, если зазеваешься, а в зимнее время особенно.

Их действительно немного потрепало, едва не сорвало одну шлюпку с правого борта, но команде это было не впервой. В Амстердам пришли точно по графику.

Между разгрузкой и погрузкой образовалось окно, однако капитана это не беспокоило. Из пароходства получена радиограмма, что в Амстердаме он должен принять вполовину меньше груза, чем предполагалось, потому что на обратном пути нужно забрать срочный груз в Марселе, который будет там готов к отправке через четыре дня. Так что время есть, волноваться нечего. Команда получила разрешение сойти на берег.

Валюты морякам выдается немного, но купить кое-что из недорогих вещей можно.

Фастов обычно покупал что-нибудь жене, но с тех пор, как у них родился Костя, она просила привозить только детские вещички. Вот и в этот раз он зашел в знакомый супермаркет, чтобы купить что-нибудь для сына. Ему понравился шерстяной свитерок и башмаки на толстой подошве с медными гвоздями. На это, собственно, и ушла его валюта, потому что шерсть всюду в мире стоит дорого. Осталось несколько разменных монет, и Фастов решил навестить бар, тоже давно знакомый, где ему уже случалось пропускать рюмочку-другую джина на остатки от покупок. Ему нравилось такое соприкосновение с чужим бытом — именно посидеть в баре. Магазин — он везде магазин, только в одном больше товаров, в другом меньше, а бар или ресторанчик — совсем иной разрез. Тут видишь не покупателей, которые тоже везде одинаковые, а людей, чувствуешь дух чужой жизни.

Бар, облюбованный Фастовым, был чистенький и необъяснимо уютный. Бармена звали Фред. Ему наверняка уже перевалило за пятьдесят, но он обладал такой юношески гибкой фигурой, был при небольшом росте так великолепно сложен и так подвижен, что издали Фастов в первый свой приход дал ему не больше двадцати пяти. Во всем облике Фреда сквозило изящество. Косой пробор в его ярко блестящих черных волосах был сделан, кажется, не по линейке, а по синему лазерному лучу. Он двигался быстро и порывисто, но в нем не было ни суетливости, ни угодливости. И к тому же Фред мог изъясняться чуть ли не на всех языках мира, в том числе и на русском. К Фастову он с первого раза отнесся с симпатией, потому что русский моряк пил неразведенный джин, даже и льда не клал. При втором посещении они немного поболтали: Фастов прилично владел английским, как все настоящие моряки.

В последнее посещение произошел неожиданный для Фастова разговор. По обыкновению он высыпал на стойку монеты и, хотя знал цену рюмки джина, сказал:

— На сколько хватит.

Хватало на полторы рюмки, но Фред налил две полных. Фастов выпил их, но не уходил: хотелось побыть здесь.