Игорь Зарубин - Госпожа следователь

— Да, можно и так сказать. Сообщали, — улыбнулся хозяин.

— И про поезда и самолеты? — вставил Игорь, боясь спугнуть Николаева.

— «Все поезда— синонимы напастей. Мне самолет милее и родней», — продекламировал Николаев. — Это вы имеете в виду?

— Этот текст вам знаком?

— Да.

— Отлично, — вздохнула Клавдия облегченно. Ну, главное сделано. — Тогда скажите вот что — это имеет отношение к собаке?

— К собаке? — задумался Николаев. — Скорее, к рыбе.

— К рыбе? — Клавдия и Игорь переглянулись. Что за рыба?

— Ну да, к рыбе. «Рыба»… Ну, как вам объяснить?..

— Да так просто и объясните, — сказала Клавдия.

— Чистосердечно признаюсь, — улыбнулся Николаев. — «Рыба» — это такой музыкальный сленг. Ну, словечко такое, принятое среди композиторов и поэтов. Понимаете, иногда сначала пишется музыка для песни. А вот стихов для нее нет. Пока поэт сочиняет стихи, в размер музыки вставляется всякая абракадабра. Ну, типа «Хорошо в краю родном, пахнет сеном и гав-гав собачка лает под окном…». «Твои ножки — это да…» Ой, простите, это не совсем прилично. Ну вот. Эта абракадабра и называется «рыбой».

— Ну и?

— Я написал отличный шлягер. А слов не было…

Клавдия еще минуту назад начала понимать, что села в огромную лужу. Самое страшное, что Игорь это начал понимать тоже. Но совершенно ужасно, что это понял и певец Александр Николаев.

— А мой поэт — очень забавный человек, заперся на даче и стал сочинять стихи. Он вообще пишет по строчке в день. И тут же мне их посылает, — весело повествовал Александр.

— Простите, а вот слово «страсти»?.. — ухватилась за последнюю соломинку Клавдия.

— Почему вразбивку? — опередил ее Николаев. — Потому что раньше я предлагал слово «счастье». А мой поэт — такой, знаете, смелый, такой, знаете, современный, говорит, нет, хватит этих розовых соплей, мы же не дети, — пусть будет страсть!

…Больше спрашивать было не о чем. Теперь надо было падать на колени и нижайше просить прощения. Клавдия крыла себя последними словами и за подозрительность, и за пресловутую бабскую интуицию, и за шестое чувство, и за то, что пошла у Игоря на поводу, и за то, что муж и дочь стали свидетелями ее позора.

— А вы знаете, действительно странно звучит, — вдруг потрясенно проговорил хозяин. — Как будто шифровка какая-то…

«Маленький мой, — умиленно подумала Клавдия, — он пытается меня выручить. Обязательно куплю его пластинку».

— Если честно, о чем вы думали?

— Вообще-то это служебная тайна, — сказал Игорь. Он тоже был раздавлен.

— Ой, о чем мы думали?.. — виновато вздохнула Клавдия. — Вы лучше спросите, чем мы думали.

— Ну-ну, что уж вы так себя?

— А как еще? Простите… Дело в том, что… Ну, словом, в Москву должна поступить партия наркотиков…

— С ума сойти! — всплеснул руками Николаев. — Это надо же! А ведь действительно! И метод доставки, и что, и когда! Да я бы на вашем месте хватал меня безо всяких сомнений!

«Нет, я куплю две его пластинки, — подумала Клавдия. — И открытку пусть все же подпишет. На память».

— Ну и как песня? Получилась? — мимоходом спросил Игорь.

«Мо-ло-дец! — чуть не пристукнула кулаком Клавдия. — Растет парень! А я-то ведь уже растаяла».

— Получилась, — не очень охотно ответил хозяин.

— Послушать бы, — мечтательно произнес Игорь.

«Нет, молодчина!»

— Вот диск выйдет… — промямлил Николаев.

— Ну, это ждать и ждать, — вставила Клавдия.

— Понимаете, я вообще имею правило — до выхода диска…

— О-о-й… Николаев… — проныла Ленка. — Спойте, пожалуйста…

— Я что-то… не знаю… — все еще мялся певец.

— Про-сим, про-сим, про-сим, — вдруг стал лупить своими фанерными ладонями Федор.

Ленка подхватила.

И певец, широко улыбнувшись, встал из кресла…

Нет, песня такая все-таки была. И стихи в ней были те самые. Вот так, прочитанные по бумаге и произнесенные вслух, они казались глупыми и плоскими. Но вместе с музыкой — и чудной музыкой — они вдруг обретали какую-то полетность и упругость. Даже философию. И слово «страсти» было очень к месту. Придавало всей песне мудрость и глубину.

Клавдия уже забыла о своей иронии по поводу ломаний певца, ну как же кумиру без ломаний? Как же ему без обожания публики и без аплодисментов?

А Николаев разошелся вовсю. Вслед за «Школьными днями» (так называлась «шифрованная» песня) он спел еще с десяток новых и столько же известных. Четверо его гостей устраивали певцу после каждой песни настоящую овацию! Ленка была на седьмом небе от счастья.