Руслан Белов - Хирург и она; Матрица

Даша поморщилась последней фразе и, смотря в сторону, задумалась. В конце концов, ей предлагают жизнь и любовь. Лихоносов предлагает. А Алиса предлагает одни издевательства и смерть к Новому Году. Можно было, конечно, сорваться на истерику, поскулить о своей чудесной красоте, так недолго осенявшей ее тело...

- Может, хоть ноги оставишь? - спросила, она жалостливо глядя.

Лихоносов отрицательно покачал головой.

- Ну хоть что-нибудь оставь...

- Только клитор и влагалище, - сказал он без тени усмешки. - Похотливая женщина с минус-операцией - это тоже самое, что Гаргантюа с зашитой задницей. Я тащусь, представляя тебя.

Он расхохотался без улыбки. А Дашу сверху донизу резанула мысль: "Он же Хирург! Он же хирург, черт побери, хирург, который не может не резать! И он любит меня! Мы поедем с ним в лето под Южный крест, я буду нежной и предупредительной женой, я зачну ему ребенка, а когда он полностью раскиснет, я попрошу его сделать меня красавицей! Совсем другой красавицей! Совсем другой! И у меня опять появится новая жизнь, и опять в ней будут люди, но никогда уже я не побегу к нему на тайную встречу! Дудки!"

Дашино лицо осветила улыбка. Будь в подвале светлее, она могла показаться Лихоносову бесовской.

- Знаешь, что милый! - ты как-то говорил, что все человеческие трудности - это трудности семантические. То есть если проблему обрисовать другими словами, то она, скорее всего, исчезнет. Так вот, я хочу обрисовать ситуацию несколько иными словами. Слушай, милый.

Даша сделала паузу, и, глядя раскаявшейся козочкой, обрисовала ситуацию другими словами:

- У меня, у глупой бабы закружилась голова, и я наделала глупостей. Но я, видимо, не очень глупая баба, и я поняла, что ты прав, что меня надо больно- больно отшлепать. И еще я поняла, что я люблю тебя, а все остальные мужчины перед тобой есть последние дауны и ублюдки. Да, я поняла, что люблю тебя, и ты меня любишь, и поэтому доверяюсь тебе. Я твоя, милый, навеки твоя. Ноги только оставь.

Хирург смотрел недоверчиво полминуты. Затем махнул рукой:

- Там посмотрим. Честно говоря, мне не особенно и хочется возиться с зубами и ногами, гнуть - это не выпрямлять, это гораздо сложнее. Там, короче, посмотрим.

Сказав, он встал с чемоданчика, положил его на бок, раскрыл и уставился в содержимое, как скупой рыцарь на злато. Затем взял один из скальпелей, поднес к глазам и стал любоваться его таинственным блеском.

- Может, сначала помиримся? - провела Даша ладонью по упругому своему бедру. В глубине души она была уверена, что все обойдется, и слегка куражилась.

Хирург, отвернувшись от скальпеля, повисшего в воздухе, посмотрел пристально, как бы что-то вспоминая.

- У тебя келоид где на шее был? - наконец, спросил он. - Справа или слева? Что-то с памятью моей стало.

- Слева, - помрачнела Даша. - Ты что, хочешь мне и родинку восстановить?

- Да, конечно. Она так тебя портила. Ложись головой к фонарю.

Даша легла. Хирург дал ей несколько таблеток, и она перестала чувствовать. Настрой, видимо, у него был хорош, и операция длилась недолго. Закончив с лицом, он вынул из чемодана резиновый молоток и стал вспоминать, каким образом был скособочен нос минус-оперируемой. Вспомнив, занес молоток над головой, но ударить женщину не смог.

Он никогда не мог ударить женщину.

В сердцах хватив себя по колену, Хирург вернул молоток в чемодан, вынул из него пилу Жигли и засел с ней в задумчивости над недвижным Дашиным телом.

Он сидел, как Христос в пустыне, задумчивый и облеченный...

106. Я - кошка. И это мне нравиться.

Проснувшись, Даша увидела, что носа Лихоносов не тронул. Лицо было чем-то залеплено, но глаза смотрели, и она увидела это. Ноги ныли, казались чужими, и она выругалась, гневно дыша:

- Козел... Сволочь... Ведь просила ног не трогать!

Очередной выдох гнева сбросил с лица одну из нашлепок. Даша подхватила ее. Это был клочок газеты, на которой кривой служка принес ужин. Женщина приподнялась, и с ее лица слетели все нашлепки и наклейки, также оказавшиеся бумажными. Ощупав лицо и удостоверившись в его целости, она откинула одеяло и радостно заулыбалась: ноги были целыми и стройными, правда, чуть обросшими.

"Мне приснилось! Мне все это приснилось! - ликовало Дашино сердце. - Я по-прежнему красива! Но кто же обклеил мне лицо?"

- Сама обклеила, - проскрипела Гортензия. - Ты воще сбрендила, подруга, особенно ночью, прямо кино. Эдак мы с тобой попадем в белую рубаху с длинными-предлинными рукавами.

- Как это сама обклеила?