Руслан Белов - Сердце дьявола

И я пытался. Я старался держаться середины Нила, и это вызывало подозрение бывалых моряков, всегда державшихся берегов Великой реки. Хотя война между Верхнеегипетским (белые) и Нижнеегипетским (красные) царствами давно кончилась в пользу белых и вся страна облачилась в объединяющие спартаковские цвета, жители Нижнего Египта не любили белых и не упускали случая вспороть им животы медными ножами (увы, в Египте проистекал в те времена что ни на есть примитивный медно-каменный век с весьма негуманистическими взглядами на свободу совести...). И как-то днем, в неописуемую жару, мне пришлось применить свои взрывпакеты и спалить несколько погнавшихся за мной лодок красных.

Но не все складывалось так печально. Однажды ночью, где-то рядом с Гермонтисом, мой ковчег нагнал папирусный плот; с него из-под овечьих шкур раздавался мелодичный храп. Я хотел, было, уже отогнать плот шестом, но тут из-под шкур показалась очаровательная шоколадная ступня с розовой подошвой и детскими пальчиками.

Я плыл уже неделю и потому мой взгляд все чаще и чаще останавливался на женщинах, мотыжащих на берегу посевы льна или полбы. А тут такая ступня... Я перепрыгнул на плот, раскинул шкуры и увидел спящую обворожительную негритянку лет двадцати. Лишь только моя тень легла на лицо девушки, она в испуге раскрыла глаза, и я решил, что передо мною дочь нубийки и ливийца. Папаша-ливиец выдавался голубыми глазами и кожей цвета сливочного шоколада. Ну а круто вьющиеся волосы и пухлые губки наверняка достались ей от любимой мамочки... "Или наоборот, - усмехнулся я, - папаша - нубиец..."

Надо сказать, до этой встречи я относился к чернокожим с некоторым предубеждением: наверное, в одной из своих жизней я был отъявленным работорговцем из штата Миссисипи или безжалостным бразильским плантатором. Но только до этой встречи - дело в том, что эта моя нильская находка, несомненно, была 100(пра-)бабушкой самой Наоми Кемпбелл... Впрочем, да простят меня почитатели этой всемирно известной супермодели, если бы вы увидели мою очаровательную нубийку, то на очередном показе мод непременно обнаружили бы в Кемпбелл ХХ века признаки существенной внешней дегенерации.

Будучи поднаторевшим египтянином, я внимательно осмотрел свою находку и к своему удовольствию не обнаружил на ней ни малейших признаков венерических заболеваний. И сразу же хотел употребить девушку по назначению<����Вы, конечно, осуждаете меня за это намерение. И напрасно - пять тысяч лет назад бытовала иная мораль, нежели чем в нынешние времена. Если бы я не попытался немедленно овладеть своей находкой, то это было бы воспринято ею, как проявление слабости или, хуже того - импотенции.>, но был остановлен острым запахом ни разу не мытого тела. И мне пришлось приводить ее в порядок посредством простейших санитарно-гигиенических мероприятий (мыло было изобретено мною попутно с аммиачной селитры).

Я с огромным эстетическим удовольствием вымыл девушку от макушки до прелестных пальчиков ног, вычистил зубы и пупок, подрезал ногти, напевая при этом хорошо известную в ХХ веке песенку: "Нашел тебя я босую, худую, безволосую и года три в порядок приводил..." Все это время предмет моего вожделения удивленно молчал, но когда я начал делать ей педикюр своим остро наточенным кривым, она вдруг заплакала - девушке пришло в голову, что я собираюсь принести ее в жертву своему богу.

На египетском языке Наоми (так я назвал девушку) знала слов пятьдесят-шестьдесят. Этого словарного запаса нам вполне хватило для налаживания взаимопонимания (главный грамотей Верхнего Египта активно владел девятьюстами пятьюдесятью тремя словами, трем последним, русским, - вы догадываетесь каким, - научил его я). Довольно быстро мне удалось объяснить ей, какого своего бога я собираюсь удовлетворить ее плотью. Такой поворот событий немало возрадовал девушку, и она выразила желание немедленно познакомится с ним (богом) поближе...

Наоми действительно оказалась дочерью ливийца, за долги проданного в рабство в Верхний Египет. Она сбежала от хозяина, не вынеся приставаний его жены. Я сказал, что все это чепуха, и что я беру ее в жены со всеми вытекающими обстоятельствами и обязательствами. Настроение у меня было замечательное - как же, такая многообещающая находка посреди вялотекущего Нила и вовсе даже не русалка, до самого пупка заросшая противной чешуей. И, куражась, я затеял свадьбу.

Фату мы сделали из куска белой льняной ткани, обручальные кольца я свернул из листьев папируса. После того, как мы совершили все обряды, хорошо усвоенные мною в ходе моих многочисленных посещений российских дворцов бракосочетания в качестве одного из основных действующих лиц, я начал стрелять в небо из пистолетов и ружья. А потом очутился в раю...