Руслан Белов - Сердце дьявола - 2

Перед тем, как приступить к еде, манолия окутывала ксенота или ксенотку своим газово-жидкостным телом. Это "домогательство" выглядело чарующе, как со стороны объекта нападения, так и со стороны случайного наблюдателя манолия, невидимая в невозбужденном состоянии, постепенно возникала вокруг жертвы в виде многоцветного пульсирующего гало. Процесс окутывания сопровождался нежной мелодичной музыкой, ввергавший продукт питания в состояние прострации.

Когда жертва переставала двигаться, манолия вводила в ее тело сложные по составу вещества, которые очень тонко и в определенной последовательности воздействовали на нервную систему и органы чувств ксенота (примерно так же, как пальцы виртуоза воздействуют на клавиши фортепиано). И лишь когда жертва ввергалась в состояние чувственного экстаза, совершеннейшего комплексного экстаза, в котором принимали участие и слух, и осязание, и обоняние, и зрение, и вкус, и все эмоции и состояния (радость, страх, счастье), манолия принималась высасывать из партнера необходимые ей питательные вещества. Стоит ли говорить, что после всего этого ксеноты некоторое время чувствовали себя опустошенными?

3. Всех вырезали. - В бездне отчаяния. - Бельмондо предлагает план.

Дверь квартиры Бориса мы нашли открытой. В прихожей лежал Павел Петрович с разбитым черепом. В гостиной истекала кровью Вероника, зарезанная ударом в сердце. Диану Львовну убили на кухне. В детской, в кроватке под измятой подушкой лежал шестимесячный Вадим.

Увидев окоченевшего сына, Бельмондо потерял сознание. Бледный Баламут поручил его мне и помчался домой

Отчаявшись привести Бориса в чувство, я решил позвонить в милицию и скорую помощь. Домашний телефон, конечно же, был разбит, и мне пришлось идти к соседям. Открыли мне этажом выше. Дозвонившись, я вышел на лестничную площадку и услышал от дверей Бориса голос, говоривший, видимо, в мобильник:

- ...выперли его из дома, а он поволновался пару дней, и всех порезал...

Я затаился. Голос был знакомый, у мусорного бака он ответил вопросу Худосокова. Через некоторое время из квартиры вывели Бориса, я понял это, услышав его монотонное безумное бормотанье: "Всех убили, всех..."

Глубоко вдохнув, я ринулся вниз, столкнул говорившего по телефону на пол, каким-то чудом выбил пистолет из рук человека со знакомым голосом, первым до него дотянулся и начал стрелять.

Спустя три секунды все было кончено, и лишь тогда я увидел Бориса. Он сидел под мусоропроводом и беззвучно плакал. Решив тащить его на закорках, я подошел к нему и попытался поднять на ноги. Но сделать этого не смог - с нижней лестничной площадки к нам понеслись пули.

Стреляли плохо. Очень плохо. Две пули пробили над моей головой асбоцементную трубу мусоропровода, третья тронула правую голень Бориса. Куда точнее легла пуля, выпущенная мною. Она попала в сердце стрелявшего. Я двинулся к нему, чтобы добить выстрелом в голову, но тотчас сделать это не сумел.

Не сумел, потому, что превратился в объятый ужасом камень - у моих ног лежал ни кто иной, как Ленчик Худосоков!

Вывел меня из ступора истеричный мужской голос, раздавшийся из-за дверей ближайшей квартиры: "Это милиция!? Это милиция? Приезжайте немедленно! У нас в подъезде стреляют! Вы понимаете - у нас стреляют!!!"

"Стреляют, так стреляют", - подумал я и начал жать курок.

...Первая пуля вошла в левый глаз Худосокова, вторая - в правый, третья - в рот, четвертая - в нос. От последней голова его раскололась. Поморщившись, я засунул пистолет за пояс, бросился к Борису, схватил его в охапку и побежал вниз.

Бельмондо пришел в себя в слесарной мастерской: напуганный моим "макаром" мастер поранил его резаком. Расплатившись, мы поехали на квартиру к Баламуту.

У Николая тоже всех убили - и Софию, и сына Александра, и тещу. Мы нашли его стоящим на коленях над телом жены, кое-как привели в чувство и увели прочь.

***

Ехать ко мне было опасно, и я позвонил матери своей старинной подружки. С Татьяной (так ее звали) я познакомился в спальном мешке в первой своей аспирантской экспедиции. Несколько лет назад она вышла замуж за француза, огорченного эмансипацией соотечественниц, переехала к нему, но, будучи весьма осторожной дамой, российские свои метры не продала.

За пятьдесят долларов мать Татьяны разрешила нам пожить пару суток в квартире на Ясном проезде. Через полчаса мы были в ней. Посадив Бориса с Николаем в гостиной, я позвонил Ольге и сказал, что сижу с друзьями в прескверной и весьма перспективной заднице. И посоветовал срочно уехать с Леной на пару месяцев куда-нибудь подальше, а лучше - за границу.