– Заключённый! Повернитесь лицом к стене, завтрак! – приказал подошедший стражник, достал поварёшку, засунул её в железный таз и плюхнул на пол камеры мою «трапезу». – Приятного аппетита! – пробормотал он, ухмыляясь.
Как вы уже поняли, отношение охраны к заключённым было ужасным, нам не выдавали посуды и никаких предметов первой необходимости. Умыться удавалось только, когда шёл дождь, и то, если тебе повезло и тебя выпустили во двор, обычно за это нужно было платить; ну а если у тебя не было денег и не было на свободе близких, кто мог заплатить, приходилось обрастать грязью и превращаться в дикаря. Завтрак, который мы получали, назвать продуктами питания было нельзя, это была некая субстанция зеленоватого цвета, с запахом протухших яиц. При употреблении данный продукт вызывал рвотный рефлекс и пищевое отравление. Заключённый, прибывший сюда впервые, около недели не ел этого, но голод всё равно брал верх. Чтобы не испытывать рвотное состояние, я ел не дыша, глотая пищу: желудок должен работать и тут не до вкусовых качеств, иначе умрёшь. Можно было только догадываться, чем нас кормят, но мы привыкли не думать об этом, нужно выживать. Обеда у нас не было, на ужин – кружка воды и ломоть плесневелого хлеба, который даже собаки не едят. Каждые сутки вывозили по нескольку трупов, это норма, статистика. Мы изгои, которые вычеркнуты из общества, чёрное пятно. Через пару часов всех погонят в шахты и на железную дорогу: идеология рабства бессмертна, а я останусь в своей камере, через два дня меня расстреляют за убийство. О случившемся я уже не думаю, суд признал виновным, значит, так тому и быть…
Солнце уходило за сопки, в воздухе повеяло прохладой. С улицы начал доноситься лай собак, это означало, что ведут колону заключённых с работ. Взглянув в маленькое окошечко в своей камере, единственной возможности общения с миром по ту сторону стен, я наблюдал, как в сопровождении стражей идут отряды измученных рабов. В них не было жизни; все, как один, склоняя головы от усталости и обезвоживания, шли в свои камеры, чтобы прилечь на прохладный пол, снять жжение от ударов плетью и отдохнуть от тяжёлых работ. В их глазах была одна пустота; люди, потерявшие веру и надежду, строем двигались в ад. Сломленные люди, знали ли они о том, что их ждёт? Что приготовила судьба? Конечно же нет, каждый отдал бы всё, чтобы вернуть время назад и исправить свои грехи, но мы не чудотворцы, и остаётся лишь смириться с такой жизнью. Из коридора послышались тяжёлые шаги колоны заключённых и противный скрип железной двери. Тюрьма вновь обрела жизнь, её поселенцы вернулись в свою темницу, с трудом ступая по коридорам, расходились по своим камерам. Некоторых заносили уже без движения, все окружающие понимали, что это первые кандидаты на завтрашнюю трупную повозку, но бросить их не могли из-за человеческой, моральной стороны, независимо от того, кто и за какое деяние был осуждён. Тюрьма объединила нас, создала некую семью, в которой выживать нужно сообща, помогая друг другу.
– Отбой! Спать! – прокричал стражник.
Его крик эхом разнёсся по всей тюрьме. Наступила тишина, которую нарушали только шаги охранников, обходящих территорию, и лёгкий стон заключённого, находящегося по соседству.
– Мартин, ты в порядке? – поинтересовался я у своего соседа.
– Живой вроде, значит, в порядке, немного рука побаливает, потянул её, когда рельсы укладывали, – ответил он хриплым голосом.
Мартин – мой сосед по камере, осуждён за фальшивомонетничество. В молодости в кустарных условиях у себя на дому собрал из подручных средств монетный станок. Качество изготовляемых им монет превосходило настоящие деньги, этот аргумент (который, конечно, прозвучал в суде иначе) в довесок к его аппарату и стал обвинительным приговором и доказательством вины.
– Скажи, ты передал кусочек хлеба нашей любимице?
– Да, Артур, она была в восторге! – ответил, радуясь, как ребёнок первому снегу, уже не молодой Мартин.
– Как она? Рассказывай! – с интересом начал я расспрашивать своего друга о нашей подружке.
– Всё так же прекрасна, как цветок в чистом поле. У неё уже появился животик!
– Прекрасные новости! А как раны, зажили?
– Небольшие ссадины остались, но, в общем, всё хорошо.
– Жаль, я не могу её больше увидеть, ради этой встречи я готов хоть милю рельсовой дороги проложить, – сказал я, непроизвольно потянувшись и дотронувшись до губы рукой, вспоминая нашу первую встречу с улыбкой на лице.
Читать дальше