Игорь Заседа - Без названия (2)

- Ну и что?

- Потопали, там обо всем и поговорим. Это рядышком!

Мы вышли из пресс-центра, обогнули "Овал", где уже зажглись прожекторы и конькобежцы стартовали в тренировочных состязаниях. Сквозь сетку, ограждавшую ледовый стадион, я разглядел Евгения Куликова, серебряного призера Инсбрука и, пожалуй, нашу единственную надежду на медаль высшего достоинства в этом виде олимпийской программы. С тех пор, как в конькобежном спорте появился фанатичный американец Эрик Хайден, остальным спортсменам отводилась роль фона. Я знал, что после Инсбрука у Жени хватало трудностей - неудачи сыпались, как из злого рога изобилия. Другой бы сломался, не выдержал, бросил, тем более что возраст у Куликова - далеко не юношеский. Другой бы, но не Куликов. Я следил за ним, когда он начал медленно, очень трудно подниматься от старта к старту. Радовался каждому его - самому скромному, самому заурядному! - успеху, сколько бы мне ни твердили, что Куликов - это вчерашний день нашего конькобежного спорта, его время, мол, ушло. Мы часто спешим списывать атлетов, а ведь они, чаще всего, в расцвете сил, полны опыта и желания, это настоящие бойцы.

Я был просто счастлив, когда узнал, что Женю Куликова включили в состав олимпийской команды СССР.

Мы даже не вышли на Мейн-стрит - одноэтажный домик, арендованный горнолыжным союзом, оказался прямо на площади, где днем останавливаются автобусы. У входа спросили жетоны, мы с Сержем дружно показали, и двери широко распахнулись перед нами. Слева в комнате царил таинственный полумрак, негромко журчала музыка, в табачном дыму я разглядел молодых широкоплечих ребят, по-домашнему сидевших прямо на полу, устеленном желтым, как куриная слепота, ковром. Но Серж увлек меня вправо, здесь в комнатушке было и вовсе тесно - за двумя крошечными столиками, густо уставленными пустыми и наполненными бокалами, устроилось человек пятнадцать, один к одному - кто в куртках, кто в свитерах, но все с загорелыми обветренными лицами, по чему можно было сразу определить - эти люди в горах не редкие гости.

Я устремился за Сержем, он уверенно прошел комнату, и мы очутились в крошечной кухоньке, где на двух столах, вытянутых вдоль стены и у окна, красовались подносы с тонко нарезанной колбасой, ветчиной и сыром. Тут же лежали хлеб, вилки и пластмассовые тарелки. Загорелый парень в распахнутой на груди рубашке приветствовал нас и поинтересовался - будем мы пить пиво или вино.

- Сосиски тоже будем, - сказал Серж тоном завсегдатая, и парень кивнул в знак согласия головой. Он быстро налил из бочонка, стоявшего на полу, бутыль белого вина, протянул ее нам и ушел.

Серж выбирал закуски, а я налил бокалы. После сегодняшних приключений меня мучила жажда.

- Э, так не годится! - возразил Серж. - Это не по правилам. Прежде всего - за встречу! Последний раз когда я тебя видел? Пятого августа 1976 года в монреальском аэропорту Мирабепь, где ты выкладывал последние центы в баре. Точно?

- Погоди, а почему я тебя не приметил?

- Потому что ты уже был в нейтральной зоне, а я - за чертой иммиграционной службы. А потом решил тебя не беспокоить, подумал, а вдруг ты меня снова в какую-нибудь заварушку втянешь? - Серж громко, так что стали оглядываться на нас из соседней комнаты, расхохотался.

Возвратился парень, с подносом, где густо лежали сосиски. Он поставил поднос на стол и собрался уходить, но Серж удержал его за рукав.

- Я - француз, - начал он издалека. Я очень люблю вино, просто-таки обожаю. Но мой русский друг - да, да, вы видите перед собой человека из СССР! - он предпочитает что-нибудь покрепче! Водку, виски, на худой конец! - Серж так быстро перешел в наступление, что я не успел и рта открыть, как парень уже унесся выполнять просьбу Казанкини. - Спокойно, спокойно, замахал Серж руками, видя, что я готов взорваться от такой наглости. Знаю, что не пьешь виски, но я его просто-таки обожествляю! Поверь мне, здесь так принято!

Мне пришлось согласиться.

Когда в бокал была налита тройная порция виски, Серж Казанкини посерьезнел, лицо его стало торжественно-величаво.

- Прежде всего, выпьем за светлую память барона Пьера де Кубертена, сказал Серж. - Не выдумай он Олимпийские игры, разве могли бы мы дружить и встречаться, пусть раз в четыре года, но встречаться? Ибо когда есть желание понять друг друга, люди всегда добьются цели. И пусть маоисты не надеются, что им удастся протянуть Великую китайскую стену между Западом и Востоком!

Я сделал вид, будто бы полностью увлечен едой, что было не таким уж далеким от истины. Мир выглядел все приятнее, и даже табачный дым, вползавший из соседней комнаты, не раздражал, как вначале. Олимпиада была близка, а это - самое важное, потому что ждешь ее четыре года, и она приходит как праздник души и еще долго потом согревает воспоминаниями.