Игорь Заседа - Без названия (2)

- Ну, здравствуй, Малыш, - выдавил я, а сам не мог оторвать глаз от Наташки, как, впрочем, и ноги от пола, чтобы сделать тот последний шаг, который отделял нас друг от друга.

Она вдруг взвизгнула, бросилась мне на шею и повисла, до боли сжав руками так, что мне стало трудно дышать.

- Я не могу, больше никуда никогда тебя не отпущу! Никогда! Пусть все летит к черту, куда угодно, но я должна быть с тобой. Мы улетим отсюда вместе, к тебе в Киев или еще куда ты захочешь, но только вместе! И не говори, что еще не время, что еще нужно подождать! Нет!

- Вместе, только вместе, - повторил я ее слова. И почувствовал на своей щеке ее слезу, буквально обжегшую меня.

- Здравствуйте, Олег Иванович! - Голос Любови Филипповны, в котором звенел лед, оторвал нас друг от друга. "Уж заодно и фамилию произнесли бы!" - едва не вырвалось у меня, но вслух я спокойно сказал:

- Добрый день, Любовь Филипповна, искренне рад вас видеть! - Протянул ей букет ярких (и потому выглядевших неживыми) белых роз.

Любовь Филипповна, по-видимому, ожидала чего угодно, но только не цветов, растерялась, и по лицу ее пошли красные пятна. По всему было видно, что чувствует она себя школьницей, которую застали за списыванием контрольной. Мой расчет оказался безошибочным, и первый, самый трудный миг нашего знакомства был благополучно преодолен.

- Что же мы стоим на пороге? - нашлась наконец-то Любовь Филипповна. - Наташенька, приглашай Олега... - запнулась на полуслове, но с честью вышла из сложного положения: - Приглашай гостя в комнату.

- Не угодно ли вам, сэр, войти? - съязвила Наташка, просто-таки убитая моим тактическим ходом, - мне почудилось, что она ревниво отнеслась к тому, что розы попали не к ней в руки.

Когда Любовь Филипповна величаво уплыла, оставив нас одних в прихожей, Наташка прошипела:

- Ну и хитрец, ну и донжуан! Тебе бы только за престарелыми матронами ухаживать!

- Все было в этой жизни, пройденный этап!

- Как это было, а почему я не знаю ничего? - просто-таки подскочила Наташка на месте.

- Ничего, Малыш, у тебя достаточно будет времени в будущем, дабы досконально изучить мое прошлое. Я предоставлю в твое распоряжение необходимые свидетельства. О'кей?

- Нет, ты мне положительно нравишься сегодня...

- Если так, то мне положен хотя бы один поцелуй.

- Боже, - прошептала Наташка, - мы ведь еще не целовались...

Тут я увидел Дика Грегори, появившегося в дверях офиса с крепко сбитым парнем в потертых синих джинсах и такой же синей рубахе, расстегнутой почти до пупа. У парня было широкое круглое лицо, наглые, глядящие в упор глаза (я буквально физически ощутил прикосновение его изучающего взгляда) и походка профессионального боксера. Впрочем, нос у него и впрямь был слегка деформирован. На вид ему больше тридцати не дашь.

Дик что-то сказал на прощание, парень кивнул согласно головой, а его ощупывающий недобрый взгляд по-прежнему был прикован ко мне. "Какого черта!" - захотелось рявкнуть мне.

Грегори сел за руль, включил зажигание, и снова машина рванула вперед с неприятным визгом покрышек. Он даже мимолетно не взглянул на того, кто я видел в боковом зеркале - остался стоять на тротуаре, провожая взглядом автомобиль, пока мы не свернули на другую улочку.

- Хорош, - сказал я, чтобы насколько разрядить обстановку. - Ему бы ковбоя играть в вестерне из жизни дикого Запада!

- Ты угадал. Стив Уильямс действительно потомственный ковбой, сказал Грегори, не поворачивая головы. - Сейчас он - мой лучший, самый пронырливый репортер, "раскопщик".

Кого меньше всего напоминал подчиненный Грегори, так это журналиста!

- Тебя смутил его внешний вид? Как это у вас говорят - блатной?

- Пожалуй, - согласился я, несколько сбитый с толку.

- Парень хлебнул в жизни, это точно. Служил актером в Голливуде, потом был профессиональным кетчистом, одно время подвизался в частной сыскной конторе, наркотиками занимался, был "подставным" в цепи не то в Турции, не то в Ливане, толком я не знаю. Его "вычислили" - он едва унес ноги. Ко мне он заявился два года назад - и без обиняков: "Шеф, я слышал о вас много дурного - дурного с точки зрения тех, кто и мне не нравится, но я многое повидал и выработал собственную точку зрения на людей. Я хочу быть репортером и, поверьте, не буду обузой в вашем деле". - "Ты написал в своей жизни хотя бы информацию на пять строк?" - не слишком мягко спросил я. "То, чем я занимался, исключает какие-либо записи". - "Так какого дьявола ты прешься в журналистику?" Я тогда был не в духе, у меня случились крупные неприятности с одной фирмой, она подала на меня в суд из-за разоблачительной статьи. "Не спешите, шеф, - охладил он мой пыл. Выгнать вы меня всегда успеете!" А он прав, подумал, остывая, выгнать его я действительно успею. К тому же, если память мне не изменяет, Джек Лондон тоже слыл отпетым парнем. "Хорошо, обещай мне лишь одно - никогда не лгать. Лучше уйди, если не сможешь быть честным". - "В этом вы можете не сомневаться, шеф. Я слишком много брехал в жизни и насмотрелся на разные подлости, родившиеся из-за лжи. Меня воротит от этого всего!" Так он стал работать на меня. И первое, что раскопал Уильямс, когда прошелся по некоторым своим прошлым связям, - ты и представить себе не можешь!