Алексей Нагорный - Рожденная революцией

– Есть.

Пашутин обладал определенным контрмилицейским опытом. Он понимал, что за ним могут следить. Знал, что любой его разговор могут прослушать и записать на пленку. Он был предельно осторожен. Но в том-то и дело, что никакой, даже самый изощренный преступник не в состоянии всего увидеть и обо всем узнать, даже если он осведомлен о возможности милиции, готов к встрече с ней.

Под грохот колес Пашутин задремал и не заметил, что еще с перрона его «ведут» сотрудники специальной службы уголовного розыска. Кстати, они вели его с того самого дня, как он предложил свою помощь Миронову. Вели не потому, что Николай Федорович и его сотрудники всем не верили. Просто слишком большая ставка была на кону, чтобы можно было вот так, запросто, довериться первому встречному. И Пашутина проверяли. Однако эта проверка ничего компрометирующего не дала…

Вот и на этот раз Николай Федорович выслушал доклад старшего бригады, положил трубку и сказал Миронову:

– Лег спать твой Пашутин. Агнец, да и только. – Николай Федорович в упор посмотрел на Миронова: – Ты ему веришь?

– Я верю фактам. Какие у нас основания ставить Пашутина под сомнение?

– Давайте подумаем все вместе. – Николай Федорович обвел глазами своих помощников. – Давайте взвесим все «за» и «против». Высказывайтесь, капитан. – Он взглянул на внука.

– Пашутин – инициативник, предложил свои услуги сам, – сказал Генка. – Считаю, что это в порядке вещей. Человеку обрыдло преступное прошлое, преступное настоящее, и он искренне хочет подвести черту. Объективная проверка его не скомпрометировала. Давайте будем верить фактам. Я считаю, что товарищ Миронов прав.

– И я считаю, что прав, – поддержал Смирнов. – Раз не доказано обратное.

– Допустим. – Николай Федорович прошелся по кабинету. – Значит, от золота они отказались? Будут брать только платину?

– Факт! – широко улыбнулся Генка.

– Почему факт? – остановился Николай Федорович.

– Вспомните, как они подставили нам Лабковского. – Генка начал горячиться. – Зачем? Чтобы мы слушали этого Лабковского и верили каждому его слову! Например, они продемонстрировали Лабковскому ссору Володина и Ананьевой! И мы должны в эту ссору верить! На самом-то деле весь их расчет строился именно на интимных отношениях Ананьевой и Володина, на их любви! А это все лопнуло!

– Допустим, – снова сказал Николай Федорович. – Значит, они хотели, чтобы мы верили Лабковскому. Хотели с помощью ничего не подозревающего Лабковского отвлечь нас от своей основной операции. А от какой? От золота или от платины?

– Трудный вопрос, – неуверенно произнес Генка. – Но мы договорились верить Пашутину. Выходит, от платины.

– Есть еще один вопрос. – Николай Федорович усмехнулся. – Что такое ссора Зины и Вити? Зачем нам об этой ссоре знать? И какую точную цель преследовали бандиты, извещая нас об этой ссоре?

– А знаете что? – встрепенулся Смирнов. – По-моему, я цель понял. Они как хотели? Чтобы мы вначале поверили Лабковскому, начали активно разрабатывать версию «Ананьева – Володин», потом поняли, что это пустой номер, и нас просто-напросто хотят отвлечь от основной операции. Тогда, по их расчетам, мы плюнем на Володина и Ананьеву и начнем искать настоящую проблему. Тут-то и появится Пашутин со своей версией чистой платины. И мы на эту версию клюнем. А на самом деле…

– Они возьмут золото? – насмешливо перебил Миронов. – А как? Зина им ничего не даст. А и даст – его не вынести с завода. Охрана удвоена…

– Подождите, – остановил его Николай Федорович. – Смирнов дело говорит. Мы сможем поставить наших людей рядом с кладовой?

– Нет, – сказал Миронов. – В этом коридоре одна дверь – в кладовую. А в кладовой – только шесть метров площади, сейф в стене и столик Ананьевой. Никого не спрячешь.

– Понятно, – Николай Федорович задумался. – Тогда есть только один выход, чтобы не рисковать. Нужно уже сейчас, сегодня, обмануть преступников. Это я возьму на себя. До завтра.

Домой Николай Федорович пришел вместе с Генкой поздно. Нина накрыла стол.

– Ну, мужчины, отличились. В кои-то веки все за одним столом!

– Бати нет, – посетовал Генка.

– Здесь я, – Виктор вошел в столовую, вытирая шею мохнатым полотенцем. – Прошу извинить, нетерпением горю: как успехи?

– А никак, – беспечно пожал плечами Николай Федорович. – Скажи, Виктор, ты помнишь «Санько»?

– В лицо? – Виктор сел к столу. – Лоб высокий, широко поставленные глаза, уши слегка оттопырены, нос прямой, губы полные, уголки рта вверх. Типичный русак. Почему спрашиваешь, батя?