Виктория Платова - Анук, mon amour...

Линн не спутала залы.

Все дело во мне. И в Анук. Интересно, как ей удалось провернуть все это? Как ей удалось поймать меня на крючок «Диллинджера», ну почему я все время забываю, что с Анук нужно держать ухо востро? Киношка – ее поле, но мы и так всегда играем на ее полях, заросших болиголовом, а теперь еще – и киношка. Кипа билетов в рюкзаке, «Batofar», «Accatone», «L'Arlequin», «L'Entrepot», «Le Balzac», «Le Champo», «Le Grand Rex» 15, я должен был сообразить, что к чему, Анук всегда дает фору. Анук всегда оставляет шанс.

Мой единственный шанс увидеть хоть что-нибудь, кроме «Диллинджера», – прилепиться к зрачкам Анук. И тогда «молоденькая Жанна Моро» не пройдет мимо меня. И молоденькая Миу-Миу не пройдет мимо меня. И молоденькая Изабель Аджани. И Мирей Дарк, тоже молоденькая. Впрочем, пусть проходят, в гробу я всех их видел.

– Соленый или сладкий? – спрашиваю я. Задавать этот вопрос бессмысленно, Анук обязательно выберет что-нибудь третье.

– Никакой. Полное дерьмо этот поп-корн. Хочешь?..

– Хочу.

Мой единственный шанс соприкоснуться с рукой Анук – сунуть свою руку в ведро с лущеной кукурузой, может быть, мне повезет.

Мне не везет.

Рука Анук, как всегда, ускользает. Я хватаю пальцами лишь горсть поп-корна, апофеоз американской гастрономической мысли, ничего не скажешь.

– Ну как киношка? – снова интересуется Анук.

– Так себе, – осторожничаю я. Признаться Анук в близких контактах с «Диллинджером» выше моих сил. – Не люблю смотреть детективы. Особенно черно-белые.

– Тогда смотри на свою девушку, она у тебя симпатичная.

Я готов сквозь землю провалиться, пробить башкой пол в зальчике Французской Синематеки, да еще прихватить с собой пару кресел и, безусловно, Линн, бес меня попутал связаться с престарелой обольстительницей. «Лифт на эшафот» – это как раз мой случай, дверцы уже распахнуты, осталось только войти в кабину и нажать кнопку нужного этажа. Позавчера – Мари-Кристин, сегодня – «русалка и немножко бонна», что подумает обо мне Анук? Ты совсем не в себе, бедный мой сиамский братец.

– Действительно симпатичная, – в голосе Анук не слышится ни иронии, ни насмешки, странно.

С трудом оторвавшись от ботинок Анук, я скашиваю глаза на руку Линн, она все еще на подлокотнике, она лежит там с начала сеанса. Она все еще на подлокотнике, но что-то неуловимо изменилось. Совсем незначительная деталь, совсем незначительная, – как в примитивном психологическом практикуме, которым так любят баловать себя журналы для бедных домохозяек, – «найди десять отличий».

На безымянном пальце Линн больше нет кольца.

Отличие номер один – на безымянном пальце Линн больше нет кольца.

Отличие номер два – это не рука Линн.

Отличие номер три – это не Линн.

Если это не Линн – тогда почему я не заметил, как она ушла? Она не могла уйти, все это время наши плечи соприкасались, я бы почувствовал малейшее движение, наши плечи почти соприкасаются и сейчас. Она не могла уйти – так же как рука на подлокотнике не может принадлежать той Линн, которая затащила меня в Синематеку. Это рука молодой девушки, хотя ногти уже не выглядят такими ухоженными, они могут себе это позволить. Теперь.

Мне нужно успокоиться. Или окончательно поверить в то, что я сошел с ума, а к этому я явно не готов. В пользу версии «я сошел с ума» говорит одежда девушки. Точно такая же была на Линн: белая блузка с открытым воротом, кашемировая кофта теплых тонов и черная юбка солнце-клеш, Линн все еще поддерживает почти затухший вечный огонь шестьдесят восьмого. Она – единственная, кто его поддерживает. Есть еще бусы, крупный необработанный янтарь. Единственное предназначение янтаря (так мне казалось еще час назад) – замаскировать морщины на шее Линн.

Теперь мне так не кажется.

Шея девушки, сидящей рядом со мной («мне нужно успокоиться» – это не Линн; «я сошел с ума» – это Линн), почти совершенна, она кажется взятой напрокат у Ингеборг Густаффсон, ведущей модели «Сават и Мустаки», терпеть не могу эту суку.

Я сошел с ума.

Прическа девушки, сидящей рядом со мной, тоже кажется взятой напрокат – но теперь уже у самой Линн, Линн часовой давности. Конечно, час назад волосы были не такими пышными, не такими блестящими, но это – та самая «бабетта».

Я сошел с ума.

Света с экрана вполне достаточно, он обволакивает профиль девушки: чистая линия невысокого лба (лоб у Линн часовой давности был гораздо выше); слегка вздернутый маленький носик, пухлые губы (губы у Линн часовой давности вовсе не были такими пухлыми); мне нужно успокоиться.