Алексей Мальцев - Шиза

– Не исключено, а что в этом предосудительного?

– Предосудительного – ничего, но что я скажу Макару Афанасьевичу, когда предстану перед его светлыми очами, вернувшись из вашего… э-э-э… сомнительного заведения? Я не намерен говорить, что меня держали в психушке, это повлияет не только на мою репутацию, но и на репутацию всего центра. Вы мне какую-то справку дадите? Не больничный, не выписку, не эпикриз, подчеркиваю, а именно солидную справку, чтобы у шефа даже подозрения, даже малейшего сомнения в ней не возникло.

– Послушай, Костя, а ты ведь можешь запросто позвонить Макару Афанасьевичу, познакомить меня с ним, и я объясню ему причину твоего отсутствия.

– Ага, как же я позвоню, – посмеиваясь, Лекарь покрутил пальцем у виска. – Я ж не лох, у меня сотовый забрали, а по памяти я его телефон не помню. Конечно, позвонить можно, я думал об этом. Это неплохой выход…

– Так, может, я сейчас позову санитаров, они принесут твой телефон. – произнося это, я внимательно следил за его мимикой. – И ты позвонишь. Согласен?

– Можно, – неуверенно кивнул он. – Валяйте, зовите санитаров.

Я не мог уличить его во лжи, хотя он говорил неправду. Я помнил, что сотовых при задержании не было обнаружено ни у кого: ни у Лекаря, ни у жертв. Но лгать мог лишь психически нормальный человек, сознательно извращая факты. Бережков верил в то, что санитар может принести ему телефон, поэтому мне ничего не оставалось делать, как спонтанно разрулить ситуацию.

Я взглянул на часы, сделал озабоченное лицо и цокнул языком:

– Как жаль, у меня сейчас прием в поликлинике начинается. Давай так, я как-нибудь приду на беседу с твоим сотовым, и ты позвонишь своему шефу. Договорились?

– Как скажете! Просто я Макара Афанасьевича очень хорошо знаю, – перевел он дыхание, что не укрылось от меня, – он к тунеядцам и прогульщикам относится как к своим личным врагам.

«Интересно, – подумал я. – Почему он тогда тунеядцев и прогульщиков не тащит в подвал?»

Я сидел в работающей машине и глядел, как дождинки падают на лобовое стекло, как стекают с него тонкими струйками.

Майский дождь, как правило, короткий. Как жизнь того же Чалого, например. Взять и выбить крюк длиной метр-полтора из буксировочного паза. Возможно ли такое? А если попросить майора Одинцова провести следственный эксперимент? Не смеши, доктор, дело происходило зимой, ждать наступления заморозков тебе никто не позволит. Придется эту неопределенность пока оставить как аксиому.

Вдруг Бережков только хотел выбить… Но зачем ему выдумывать еще одну трагедию на свою голову?

Да, Лекарь, Лекарь… Чем глубже внутрь тебя, тем страшней. Завтра, пожалуй, следует начать с гендерной идентификации. Проще говоря, выяснить, как у тебя обстоят дела с женским полом. Или с мужским. Я вчера попытался вырулить на эту колею через вопрос об одежде Макара Афанасьевича, но получил вспышку, граничащую с агрессией.

Когда дождь понемногу стих, я выехал со стоянки и повернул в сторону проспекта Декабристов. Светофоры, пешеходы, лежачие полицейские… До боли знакомые реалии родного города ничуть не отвлекали, скорее – помогали сосредоточиться. Я и не отвлекался.

Еще вчера Лекарь нес бред, в котором, как ни ищи, – ни одного светлого промежутка. Сердечно-сосудистый центр в подвале, оперирующий профессор, который до этого заведовал домом престарелых…

Сегодня его история с зацепами и раскаленными камешками бредом уже не выглядела, хотя ее запросто можно было выдумать.

Может, стоит зайти с другой стороны?

С другой стороны я зайти не успел – «зашли» в меня. Вернее, в мою машину. Удар в правую переднюю дверцу заставил резко затормозить, включить сигнализацию и выскочить из машины.

Вмятина на дверце была небольшой, но перспектива ездить с ней, объясняя коллегам и знакомым подробности, не прельщала. Я прикинул: задета только дверца, ремонт встанет тысяч в десять-пятнадцать, не больше.

Метрах в пяти от моей «тойоты», утопая капотом в придорожных кустах акации, виновато помигивал габаритами темно-синий «шевроле». Подойдя поближе, я разглядел за рулем совсем юную блондинку, которая сидела, откинувшись на подголовник и прикрыв ладонями лицо.

Рванув дверцу на себя, я понял, почему блондинка не спешила со мной увидеться: дверь заклинило. А стекло опустить хотя бы ради знакомства она не спешила. Понятно, что в этот момент она никого не хотела ни видеть, ни слышать. Ничего удивительного, окажись я на ее месте – вел бы себя точно так же.